Признания невесты

Хеймор Дженнифер

«Моя дорогая Мэг.

С величайшим нетерпением дожидался я Вашего последнего письма, и когда оно наконец пришло, немедленно распечатал конверт. Не могу выразить словами, какую радость я испытывал, читая и перечитывая заверения в Вашей любви. И счастье мое только увеличилось, когда я узнал, что Вы возвращаетесь в Англию и что Вы, с благословения Вашей матери, согласны стать моей женой.

С той же радостью я узнал, что Вы и Ваша сестра Феба проведете в Лондоне все лето. Это даст возможность обсудить наши планы

на свадьбу, возможность встретиться во плоти после долгих лет разлуки.

Как я жажду вновь увидеть Ваше столь дорогое для меня прекрасное лицо. Я приеду в Портсмут в тот же день и час, как Вы прибудете туда.

Со всей моей искренней любовью,

Ваш Лэнгли».

Серена бережно сложила письмо и снова спрятала в карман. Обратив взгляд на горизонт, она следила, как уплывает корабль, уменьшаясь в размерах с каждой минутой.

Она ненавидела ложь. Ненавидела себя. Ненавидела свою мать. Ненавидела Англию. Ненавидела все происшедшее.

– Ну вот! Это самый счастливый момент в моей жизни!

Серена повернула голову и увидела прямо перед собой сияющее радостной улыбкой лицо девятнадцатилетней Фебы, юное, живое, так и излучающее счастье.

Более всего Мэг хотела бы увидеть счастливыми и Фебу, и других сестер – Оливию и Джессику. Того же самого от всей души желала Серена – ей была непереносима мысль о том, что с ними может произойти какое-то несчастье. Она сделала бы все возможное, дабы уберечь их от чего-либо похожего на то, что произошло с ней самой во время последнего визита в Лондон.

Она сделала бы это ради своих прелестных, милых сестер. Ради того, чтобы защитить их будущее.

– Это просто замечательно, – ответила она Фебе самым серьезным тоном.

Они уехали в Вест-Индию, когда Фебе исполнилось всего семь лет, и она вряд ли помнила Англию. Шумная, полная суеты гавань Портсмута не имела ничего общего с ленивой, медлительной атмосферой английской гавани на Антигуа.

В Портсмуте широко раскинувшаяся набережная была застроена множеством зданий, мимо которых сновали запряженные лошадьми повозки для грузов и экипажи для людей, а число последних, наверное, превышало население того островка, на котором довелось жить Серене, ее сестрам и их родителям.

Феба вряд ли заметила печаль в голосе старшей сестры. Серена ощутила острый укол душевной боли, припомнив, что никогда не могла утаить подобные чувства от Мэг. Теперь, когда она, по крайней мере на взгляд людей посторонних, входила в тесный семейный круг, составляемый матерью и сестрами, девушка не верила, что родные ее понимают.

Никто и никогда не поймет ее до конца. Слишком поздно для этого. Летом 1822 года она поставила печать на своей судьбе, печать неодолимую, каменную. Отныне и в будущем только ей одной дано будет знать всю правду о себе самой. Даже по прошествии шести лет после того, как она осознала свое одиночество, мысль эта вызывала мучительную боль в душе у Серены.

Прищурившись, она повернула голову и снова посмотрела на море.

Тем временем Феба, которая глядела в противоположную сторону, хлопнула в ладоши и приподнялась на цыпочки, пытаясь разглядеть что-то сквозь путаницу корабельных снастей.

– Ох, ты только посмотри! Видишь вон там шлюпку? Может, она должна отвезти нас на пристань?

Серена обернулась через плечо и глянула в ту сторону, куда указывала сестра. Длинное гребное суденышко с множеством свободных скамеек и надстройкой, предназначенной для их багажа, приближалось к ним по взбаламученной, грязной воде, направляемое сильными ударами весел, которыми орудовали несколько матросов.

– Думаю, что так оно и есть, – ответила Серена.

– Нам стоит проверить, все ли мы упаковали, как ты думаешь?

– Да, – произнесла Серена, однако не двинулась с места. Она словно приросла к доскам палубного настила, устремив взгляд на линию горизонта, туда, где синие воды океана соединялись с яркой голубизной неба. Она начинала чувствовать нечто похожее на презрение к самой себе. Она оказалась близка к тому, чтобы совершить непростительный поступок.

Как поступила бы Мэг?

Последние несколько лет этот вопрос неотступно преследовал Серену. За эти годы она стала спокойнее, взрослее и приучилась заранее обдумывать свои поступки, что не было свойственно ей до гибели сестры. Роль беспечного ребенка сохранилась в их семье разве что за Фебой.

Она должна это сделать ради Фебы. Ради Оливии и Джессики. Если она сейчас совершит предательство по отношению к матери, пострадают ее сестры. Мать далеко не глупа – она точно поняла, что руководит поведением Серены. Поняла, что Серена по своей воле никогда не причинит зла младшим сестрам, и поняла также, что именно это дает ей возможность манипулировать поведением старшей дочери.

Тем не менее, если Серена поведет себя так, как желает мать, это повлечет за собой далекоидущие последствия. Причем последствия такого рода, с которыми она, Серена, вряд ли сможет справиться. Вскоре ей предстоит выйти замуж за красивого и богатого джентльмена, в распоряжении которого имеются такие большие деньги, с какими ей никогда не приходилось иметь дело. Кроме того, она не могла себе представить, что должна будет провести жизнь с Уильямом Лэнгли. Мысль о том, что может выйти за него замуж, никогда не приходила ей в голову до тех пор, пока мать две недели назад не поведала ей обо всем.

– Ну как ты? – Феба отбросила со лба прядку кудрявых светлых волос и притопнула ногой по деревянному настилу палубы. – Идешь или нет?

– Я через минуту спущусь, Феба. А ты иди сейчас и проверь, все ли наши вещи собрала Фланнери, хорошо?

Феба вздернула брови и пристально посмотрела на Серену.

– Ты волнуешься?

Серена постаралась улыбнуться.

– Нисколько.

– Хм-м. Ну тогда ладно.

Феба тотчас словно испарилась – только и взметнулся широкий подол ее ярко-голубой широкой юбки.