Призрачно всё

Бондарь Олег Никитович

— Пойдем скорее!

Я сорвался с кресла, но Тома не поддержала моего энтузиазма. Она налила еще «Мартини» и уходить не собиралась.

— Славик, ну что ты такой нудный, — протянула манерно. — Скажи, что я — умничка…

— Томочка, ты умничка! — меня раздирало нетерпение и, возможно, фраза прозвучала резко, с недостаточной теплотой и нежностью.

Тома скисла, ее лицо из кокетливого превратилось в страждущий смайлик.

— Томочка, ты — умничка! — пересилив себя, повторил с нежностью.

— Поцелуй меня.

Спорить с женщиной

бессмысленно, я даже и не пытался…

* * *

Жилье Томы почти не отличалось от моего. Та же планировка, та же мебель, только цвета иные. Розовые шторы, бежевый ковер, тисненые обои все с тем же розовым оттенком. Пахло приятно, наверное, девушка пользовалась дезодорантом или освежителем воздуха. Ощущались уют и комфорт.

Тома подошла к столу, повернула ключик, вытянула шуфляду.

Я не видел ее лицо, но сразу понял, что-то не так. Девушка напряглась, повернулась ко мне.

— Бумаги были здесь, — произнесла упавшим и ставшим вдруг безликим голосом.

Я заглянул через плечо. В ящике валялось несколько скрепок, тюбик с кремом, стеклянный флакончик с чем-то перламутровым. Больше — ничего.

— Может, переложила в другое место?

Хватание за соломинку, ежу понятно, что кто-то успел побывать в комнате до нашего прихода. Но Тома порылась для виду в других ящиках, проверила в шкафу, заглянула под диван.

Похититель, судя по всему, не утруждал себя поисками, он заранее знал, где и что лежит. В отличие от комнаты Иннокентия Вениаминовича ничего не было перевернуто, перерыто.

— Тома, ты никому, кроме меня не говорила, что бумаги у тебя?

Она отрицательно покачала головой.

— Может, Кеша сам проговорился?

Такое предположение было единственно приемлемым. В голову закралась мысль о Наталке, но я ее выбросил. Подслушать наш разговор из коридора она не могла. Двери в доме Влада — основательные, немногое из того, что за ними происходило, пропускали наружу.

Снедаемый новым подозрением, я вернулся в прихожую. Паркет сиял чистотой, как и все в жилище Томы. Следов резины я не нашел. Впрочем, мысль изначально была глупая. Комната, как и моя, находилась на втором этаже. Пандусы или подъемники отсутствовали, на инвалидной коляске сюда не добраться.

Глава четырнадцатая

Теплый ветерок шевелил занавеску, когда она вздымалась, я видел потемневшее небо с золотистыми точками пробуждающихся светил. Из-за окна доносились, шорохи листьев, трещотка насекомых, еще что-то, сливающееся с фоном и почти не воспринимаемое на слух. В отличие от неба, внизу все утопало в темноте. Из общей черной массы лишь временами можно было выделить более темные тени качающихся деревьев.

Красный кончик сигареты отражался в стекле, словно маячок. Суставы затекли от долгого сидения за столом. Я подергал плечами, услышал хруст зарождающегося остеохондроза. Докурил, затушил окурок. Задернул занавеску.

Снова подошел к столу. Посмотрел на исписанные листы, и от их вида накатила полная

безнадега. Несколько часов напряженной мозговой деятельности прошли впустую. По-прежнему все было непонятно, по-прежнему подозрение падало на всех.

Я еще раз пробежался взглядом по листам, скомкал их и выбросил в корзину. Вспомнил, что с утра не имел крошки во рту и обрадовался возможности отвлечься.

Наученный опытом, закрыл дверь на ключ и тихонько, чтобы не потревожить других обитателей, а скорее, чтобы не привлекать к себе внимания, спустился на первый этаж.

Казалось, кроме меня в доме никого нет. Лишь тусклые огоньки ночных светильников указывали дорогу. От этого становилось неуютно и даже жутко. Я старался ступать, как можно осторожнее, но звуки шагов отзывались громким эхом. Сердце замирало всякий раз, когда скрипела половица или шуршал ковер под ногами.

Весь день я избегал общества и мечтал насладиться одиночеством, сейчас же хотел встретить хоть кого-то, чтобы присутствие живого человека, развеяло накативший вдруг мистический страх.

Приблизившись к бару, тихонько нажал на ручку двери. Несмотря на предосторожности, петли заскрипели.

Что же со мной творится? Не ребенок ведь…

Замер у открытой двери, прислушался к собственным ощущениям. Ничего не понял, но вдруг осознал, что в доме действительно необычно тихо. Тишина без звуков, которой в природе не должно существовать, поглотила его.

Захотелось убежать, закрыться в комнате на все запоры, нырнуть под одеяло, чтобы почувствовать себя в безопасности. Но пересилил себя. Несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и, решительно вошел в бар. При этом нарочито громко захлопнул дверь, бросая вызов как таинственному злу, притаившемуся за ней, так и собственному нелепому страху.

В баре горел ночник. Неяркий свет отбрасывал блеклые тени на стены и окрашивал все в сюрреалистический синий цвет. Окна наглухо закрытые плотными шторами, надежно ограждали помещение от внешнего мира. Сердце еще колотилось от пережитого беспричинного ужаса, но обволакивающее спокойствие начало притормаживать его бешеный ритм.

Я свалился на диванчик, дотянулся до шкафчика, вытащил первую попавшуюся бутылку. Свинтил крышечку и отхлебнул из горлышка. Жидкость обожгла гортань, воспламенила пищевод и ядерной бомбой взорвалась в желудке. Я поперхнулся, закашлялся, но приятное тепло уже начало согревать душу.

В блаженстве закрыл глаза, однако, представив, что вскоре придется покинуть уютный мирок и снова выйти в коридор, содрогнулся.

Шаги, легкие, почти неразличимые, я уловил на грани восприятия. Они не пугал, не казались необычными, и я не спешил открывать глаза. Не хотел так сразу выныривать из состояния полудремы. Потом уловил запах: приятный, волнующий, соблазняющий. Устоять перед его манящей притягательностью было невозможно. Он олицетворял мое сокровенное желание, и в то же время я не верил в его реальность. И я медлил до последнего, боясь пережить очередное разочарование.