Призрачный воин
Шрифт:
Врезавшись в бессмертное воплощение пасти ненависти, призрачный властелин ощутил, как его тело и душу пронзили раскаленные клинки гнева. Коснувшись столь отвратительного существа, он запустил в себя раковую опухоль источаемого им ужаса. Пламенеющий Анарис ударил Альтениана в корпус, шипами огня расколов ему разум и раскроив призрачную кость все равно что обычную плоть.
В открытую рану погрузился окровавленный кулак, и призрачный властелин почувствовал, как его отрывают от земли. Он рубанул по ощерившемуся лицу из тени и пламени и задел кромкой меча-призрака череп и челюсть бессмертного. Лишенный физических
Призрачный властелин рухнул среди расколотых скал и разрубленных психокостей и покатился кубарем, по пути лишившись руки, а с ней и светлого копья. Он впился в землю крепкими как сталь пальцами и, пропахав в темной земле борозды, остановился. Мгновение изувеченный Альтениан лежал неподвижно, пытаясь собрать воедино остатки своего физического естества с оглушенным от вопля аватары духом.
Бывший экзарх соединил разум с телом как раз вовремя, чтобы увидеть, как Осколок Войны вновь направился к Мелиниэлю.
Если Осколок Войны представал самопоглощающей бурей темноты, то автарх походил на мерцающую искорку. Из его души прорывался потусторонний свет от прикосновения Шепчущего бога, тот самый, что источали в эфир мертвые воины из чертогов призраков. Мелиниэль был пока еще жив, однако целиком принадлежал Иннеаду, и умиротворенность его души представлялась водой в сравнении с огнем гнева Осколка Войны.
Поднявшись на ноги, Альтениан сжал в руке меч-призрак и, вызывающе воздев его, издал боевой клич, прокатившийся по царству духов и эхом отдавшийся в физической реальности.
Помазанный Кхаином убийца вскипел презрением, однако все равно обернулся и указал на призрачного властелина Анарисом. Мелиниэль без промедления зашел ему за спину, но выпачканная кровью рука великана ударила его наотмашь, переломив фамильное копье и бросив самого автарха на скалы.
Осколок Войны ринулся на Альтениана, и их клинки с воплем соприкоснулись. Под ударом Анариса меч-призрак разбился вдребезги, и осколки кристалла впились в куполообразную голову Альтениана. Аватара надавила сильнее, и острие пропахало в плече призрачного властелина глубокую борозду, почти отрубив оставшуюся руку. Кулак инкарнации Кхаина снова врезался в грудь воина, и пылающая кровь запенилась в ране. Она прожигала системы и кристаллы, поднимая клубы пара, и плавила психокость.
Дух Альтениана объяла обжигающая боль, которой ему прежде не доводилось испытывать, пока тело рассыпалось хлопьями обугленной психокости и брызгами расплавленных капель.
Альтениан закричал так, как не кричал ни в жизни, ни даже после смерти.
Иврайна быстро пришла к выводу, что долго ей не протянуть. Она вкладывала все скорость, проворность и мастерство в то, чтобы сдерживать беспрестанные атаки бывшего наставника, который мгновенно переключался с рубящих ударов на элегантное фехтование в зависимости от того, какой из многочисленных душ внутри себя он позволял встать во главе. Иврайна крутилась и ныряла, прыгала и парировала, зная, что сможет пробить его барочную броню легчайшим
Вокруг нее царил полнейший хаос. Воздух бурлил от душ, отлетающих из погибших иннари и разбитых камней душ. Оплакивая безвременную смерть и выкрикивая последние прижизненные мысли, заблудшие духи стекались на излучаемую Иврайной силу Иннеада.
И в центре всего струилась огненная река Осколка Войны, испепеляющая каждую душу, которой касалась, поглощающая мертвых и воспламеняющая страсти живых. Частица Кхаина — воронка жара и ненависти — питалась самой резней, несмотря на все попытки Иврайны зачерпнуть энергию из истекающей духовной материи.
Дщерь Теней перевернулась, уходя из-под удара, и взмахнула полами платья, чтобы отвлечь Визарха и вскочить на ноги. Боевой веер, подобно жалящей осе, без устали вспархивал и раскачивался, ложными выпадами прикрывая ее отступление. Визарх неумолимо атаковал, не уступая ни пяди земли и постоянно тесня подопечную. Чем больше она ныряла или уходила в сторону, тем сильнее в ней крепло чувство, что ее уводят с ровной дороги на затвердевшую лаву. Стоило ошибиться хоть самую малость, и ей пришел бы конец.
Открывающая Седьмого Пути не считала себя бессмертной, однако знала, что не иссохнет от старости. Внутри нее текла сила Иннеада, которая отвела ее от порога жизни и смерти, чтобы следовать иным путем. Глядя на мелькающий перед ней клинок противника, лишь на волосок избегая его смертоносного касания, она до сих пор не могла поверить в предательство своего чемпиона. То, что ее ожидала подобная смерть, казалось смехотворным, более того, оскорбительным.
Она ничего не могла поделать.
Оставалось только довериться Иннеаду.
Иврайна видела горящий в Визарховом сердце огонь Кхаина, после целого века дремы снова разожженный близостью к Осколку Войны. И пока это пламя горит, Визарх будет оставаться приверженцем Кхаина. Вокруг слуги Кроваворукого вихрились души избранников Иннеада, вопя на него в знак презрения, однако тот продолжал биться, словно не замечая их недовольства.
Огонь этот могла погасить лишь одна сила, но она оставалась для Иврайны недосягаемой.
Увидев устремленный ей в грудь очередной удар, Открывающая Седьмого Пути отвела руку. Лезвие Азу-вара рассекло одеяние и рунический костюм под ним и погрузилось в смертную плоть.
Боли не было. Иннеад сделал свою дочь нечувствительной к ней. Впрочем, из пробитого бока рекой хлынула кровь, пропитавшая одежду багрянцем и лужей растекшаяся на темной дороге.
Иврайна, с фонтаном бьющей из перерубленной артерии жизненной влагой, начала заваливаться на спину, по-прежнему стискивая в одной руке веер, а в другой — меч Скорби.
И не почувствовала, как упала на землю. Ее накрыло ледяное прикосновение Иннеада, приглушившее слух, зрение, осязание и вкус, так что ей показалось, будто она опустилась на приятное ложе из пепла.