Призрак автора (Тень автора)

Харвуд Джон

Тетя Уна и дядя Теодор подходили к воспитанию племянниц со всей ответственностью, так что обе они прошли обряды крещения и конфирмации, но Корделия не чувствовала в тете и дяде искренней преданности вере. Даже господин Готорн-Хайд, нынешний викарий, вызывал у нее сомнения – не похоже было, чтобы он полностью верил в свои проповеди о воле Божьей. Она не понимала, почему по воле Божьей люди убивают друг друга и почему голодают дети. Беатрис отказывалась ходить в церковь с того самого дня, как пришло известие о гибели отца. Корделия же иногда посещала службу. Но гораздо чаще она проскальзывала в церковь Святой Марии, когда там никого не было,

и стояла в сумрачной тишине, вдыхая запахи старого дере ва и камня, пыльных ряс, оплывающих свечей и сухих цветов, «надеясь, что так оно и будет», но что именно, пока не знала.

Прошлой осенью она и дядя Теодор ездили в гости к Персивалю Торнтону, чей сын был боевым товарищем их отца и погиб незадолго до смерти Артура де Вере. С тех пор семьи поддерживали знакомство. Эти визиты, хотя и рождавшие тяжелые воспоминания, были особенно дороги господину Торнтону, который, овдовев, жил совершенно один. Каждый раз при встрече с ним Корделия и Теодор замечали, что он еще больше похудел, поседел и сгорбился; казалось, горе пожирало его изнутри. Медали Роберта, начищенные до блеска, как всегда, были выставлены в шкафу из красного дерева при входе, в его комнате на видном месте висела безукоризненно отглаженная военная форма, и весь дом увешан фотографиями Роберта, которые были сделаны самим господином Торнтоном и отражали короткую жизнь его сына чуть ли не поминутно.

Визиты эти проходили по раз и навсегда установленному ритуалу. Начинались они с осмотра памятных вещей, за этим следовал чай, который Корделия, по собственному настоянию, заваривала сама, а потом все прогуливались по саду, если позволяла погода. Но в этот раз, как заметила Корделия, старик Торнтон мучительно пытался скрыть сильнейшее беспокойство. И еще она обратила внимание на его руки, которые со времени их последней встречи покрылись странными пятнами. Уже в конце чаепития он вдруг замялся, а потом попросил разрешения показать им одну фотографию.

Они, естественно, ожидали увидеть очередной портрет Роберта, но на снимке, который принес старик Торнтон, была лишь пустая скамейка, стоявшая у него в саду, рядом с декоративным фонтаном – трехъярусной конструкцией из каменных чаш, с неизменным херувимом наверху. Впрочем, фонтан уже давно не работал, вместо воды в его чашах гнили осенние листья. Рассеянный солнечный свет струился сквозь ветви склоненного над фонтаном дерева и падал на скамью.

Корделия подсела ближе к дяде, чтобы рассмотреть фотографию, господин Торнтон сидел по другую сторону. Она чувствовала, как нарастает его волнение, пока они с Теодором молча разглядывали снимок, не зная, что и сказать.

– Вы видите его? – наконец спросил господин Торнтон, и в голосе его явственно прозвучало отчаяние.

Дрожащим пальцем он ткнул в край скамейки, который был ближе к фонтану. Вглядевшись внимательнее, Корделия вдруг заметила, что при большом желании в полукруге света, падавшего на спинку, можно было различить контуры лица, а чуть ниже игра света и тени создавала очертания тела – мужского тела. Две вертикальные полоски вполне могли бы сойти за ноги… а если вернуться к лицу, то те же тени рисовали рот и ноздри… да, и вот эти два светлых огонька похожи на глаза… а если смотреть чуть ниже, различимы и воротник, и плечо, и лацкан…

Да, на скамье материализовался Роберт Торнтон, каким она видела его в последний

раз девять лет тому назад, – в офицерской фуражке, военном кителе, сапогах. По телу пробежали мурашки; она украдкой взглянула на дядю, который по-прежнему недоуменно рассматривал фотографию, потом на взволнованное лицо господина Торнтона и опять на снимок.

Видение исчезло. На фотографии осталась лишь пустая скамья да рассеянные тени ветвей и листьев. Она вновь напрягла зрение, пытаясь увидеть «лицо», но иллюзия не повторилась. Что-то заставило ее оторвать взгляд от снимка и посмотреть на фотографии в рамках, которые стояли на камине; в их стройном ряду явно просматривалась брешь, и Корделия готова была поклясться, что в прошлый раз здесь стоял портрет Роберта Торнтона, который сидел на той самой скамье, в мундире.

До нее донесся чей-то судорожный вздох. Господин Торнтон проследил за ее взглядом.

– Значит, все верно. Он был там. – Господин Торнтон улыбался, и по щекам его текли слезы.

– Да, – не колеблясь, произнесла она, хотя призрак так и не вернулся, а дядя Теодор взирал на них все с тем же недоумением. – Да, я уверена, что это был он.

Корделия встала и обняла старика, который едва не рыдал от радости и облегчения.

– Я думал, что вы не поймете… Это было его любимое место в саду, – добавил он, обращаясь к дяде Теодору, который все равно ничего не видел, и сияя.

– Это Роберт, дядя, – сказала Корделия, поспешно возвращаясь на свое место, чтобы подсказать незадачливому Теодору, где искать «лицо», – вот здесь, на скамейке, у фонтана. – О… э-э… да-да, конечно. Вот теперь я его вижу, это точно. Скажи, когда был сделан этот снимок, Персиваль?

– На прошлой неделе, мой дорогой друг.

– На прошлой неделе? Я хочу сказать… э-э-э… как странно; то есть удивительно…

– Да, – согласился старик. – Я и сам не верил, пока Корделия не увидела его. Я все боялся, что обманываюсь. И прошло так много времени… я уже оставил всякую надежду.

Он медленно двинулся к шкафу, стоявшему в другом углу гостиной, и вернулся с коробкой, которую и поставил перед ними. Она была полна фотографий. Просматривая их, Корделия почти с ужасом осознала, что на всех изображена та самая пустая скамейка, причем снятая в одном и том же ракурсе, только в разное время суток. И этих фотографий были сотни.

– Я прочитал об этом здесь, смотрите. – Господин Торнтон, все еще во власти эмоций, протянул им большую книгу. «Фотографирование невидимого. Практическое пособие по спиритической фотографии. Спиритические портреты и другие редкие явления». Автор Джеймс Макинтайр. – Оказывается, фотокамера иногда улавливает то, что невидимо человеческому глазу.

Листая страницы книги, Корделия лишь убеждалась в том, что запечатленные фотоаппаратом явления были сплошь мошенничеством и обманом: призрачные лица в пелене какой-то мыльной пены проплывали за спинами реальных людей или же просто парили в воздухе. Она видела, что дядя с трудом скрывает свой скептицизм. Между тем ее иллюзия была вполне реальной. Она еще не знала, чем это было вызвано, однако воспоминание о «лице» на фотографии до сих пор не померкло, и она, как никто другой, понимала чувства господина Торнтона.