Призрак Фаберже

Николсон Николас

— Знаешь, мама, — сказал Саша. — Ее ботинки сплетены из прутиков, для которых взяли эозит.

Нина прищурилась.

— Что ты сказал?

— Эозит. Это такой камень. Настоящий.

— Господи, откуда ты знаешь?

— Сегодня в музее слышал. Та шкатулка, что тебе понравилась, была из эозита. Я на табличке прочел.

— Он абсолютно прав, — заметила Лидия. — Лапти у нее из эозита. Мальчик унаследовал твой острый глаз, это очевидно.

Нина на мгновение задумалась, склонив голову набок, как делала всегда, когда пыталась сосредоточиться. Внезапно у нее закружилась голова, она оперлась о прилавок, чтобы не

упасть, и, улыбнувшись, заставила себя говорить дальше.

— Ты знаешь, как еще мы называем такие вещи? — спросила она, стараясь дышать ровно. — Произведения искусства.

Саша рассеянно посмотрел на нее.

— Словом «искусство» называют все, что совершенно в своем роде, но оно также сродни слову «искусный», то есть умеющий очень хорошо делать какие-то вещи. Когда мы называем что-то произведением искусства, выражение это имеет двойной смысл: во-первых, оно означает, что предмет этот совершенен во всех отношениях — посмотри, например, какая здесь прекрасная работа по золоту или резьба по камню, — и во-вторых, подразумевается, что его сделал мастер, одинаково искусный в разных техниках и умело применяющий их в одном изделии. А теперь покажи мне еще какое-нибудь произведение искусства.

Саша прошел вдоль витрины и задумался. Он задержался у небольшой скульптуры, постоял у фарфоровой чашки и наконец остановился у золотого портсигара Фаберже, покрытого полупрозрачной перламутровой эмалью и усеянного бриллиантами.

— Вот это, — сказал он, указывая на портсигар.

— Почему ты так думаешь?

— Ну, здесь и золото, и эмаль, и бриллианты. Все это кажется мне совершенным. Его делал один человек?

— Нет, Саша, не один. Правда, в восемнадцатом веке такие вещи вполне мог делать и один мастер, желающий блеснуть своими талантами. Но над изделиями Фаберже всегда трудились несколько человек. Поэтому его вещи так красивы. Каждый мастер владел своим ремеслом в совершенстве. Это были лучшие золотых дел мастера, эмальеры, резчики по камню и ювелиры. Результат их общей работы тоже можно назвать произведением искусства.

Нина поцеловала смущенно отпрянувшего сына и без сил опустилась на маленький позолоченный стульчик.

— Весь в тебя, — начала было Лидия, но вдруг заметила, как устала ее подруга. — Ах, извини. Тебя надо было сразу усадить. Сейчас попьем чаю, и я покажу тебе ту самую вещицу. Ко мне попала чудесная рамка Фаберже с незнакомыми мне инициалами. Люди на фотографии мне неизвестны, но если ты их узнаешь, мы сумеем расшифровать монограммы и установить происхождение рамки. Поможешь мне?

— Попытаюсь, — рассеянно ответила Нина, с нежностью глядя на Сашу, который делал вид, что стреляет в фигуру казака со вскинутым ружьем. — Но ведь фотографии в рамке могли поменять не один раз, так что с точностью ничего утверждать нельзя.

Лидия принесла чай и, вытащив из-под прилавка широкую рамку, поставила ее перед Ниной.

Та быстро ее осмотрела.

— Вятская береза с серебряными накладками в стиле ампир, картуш с русской буквой «Ш» и графская корона. А люди…

Нина перевела взгляд на коричневую фотографию.

— Да это же Гага и Биби! — воскликнула она.

— Кто? — переспросила Лидия.

— Мои дед и бабка по материнской линии: князь и княгиня Ивановы. Как странно, что в этой рамке их фотография — монограмма не соответствует…

У Нины вдруг перехватило дыхание.

— Нина,

что с тобой? У тебя такой вид, словно ты сейчас упадешь в обморок.

— Где ты купила эту рамку?

— У одного дилера в Париже. А что?

— Эта рамка принадлежала семье мужа моей сестры, графам Шутиным.

— Думаешь, это твоя сестра ее продала?

— Уверена, что это она, — отрывисто бросила Нина, отвернувшись от фотографии и поспешно глотая чай, чтобы подавить приступ внезапной тошноты.

Лидия с сочувствием посмотрела на подругу. Нина уже много лет не разговаривала с сестрой.

— Послушай, Нина, — начала Лидия, осторожно извлекая снимок из рамки. — У меня полно фотографий императрицы Александры, которые я могу сюда вставить. То, что твоя сестрица распродает вещи своего мужа, еще не значит, что ее предки должны быть выставлены в витрине магазина.

С этими словами она торжественно вручила фотографию Нине.

— Татьяна все делает не думая. Она просто не привыкла думать, — мягко произнесла Нина, убирая фотографию в сумку. — Лида, позволь я тебе заплачу.

— Вздор. Это я должна заплатить тебе за установление принадлежности.

— Тогда мы в расчете. Еще раз спасибо.

— Мы идем? — подал голос Саша.

— Да, дорогой, мы уходим. Попрощайся с миссис Крейн.

Очутившись на улице, Саша немедленно спросил:

— Мы едем к мадам Тюссо?

— К мадам Тюссо, — ответила Нина, помогая ему сесть в такси.

Она закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Саша с довольным видом устроился рядом и стал смотреть в окно, по которому стучал дождь.

Глава 1

Ранним январским утром Александр Озеровский стоял у автобусной остановки на Пятой авеню. Натянув коричневые замшевые перчатки, он смотрел в сторону Девяносто шестой улицы, не обращая внимания на собравшихся на остановке людей. Они же с любопытством поглядывали на хорошо одетого молодого человека, одиноко стоявшего на краю тротуара и явно выделявшегося из толпы.

Саша, как все звали его на русский манер, не был красавцем, но внешность его невольно привлекала внимание. Ясные серые глаза, орлиный профиль и гордая осанка (результат многолетних занятий верховой ездой) выдавали в нем принадлежность к нью-йоркскому высшему свету.

Несмотря на довольно ранний листопад, на деревьях в Центральном парке еще оставались побуревшие листья, упрямо льнувшие к обледенелым ветвям. У тротуара разлилось целое озеро грязной воды, которое проходившие мимо легковые автомобили и автобусы безуспешно пытались объехать. Заметив приближающуюся машину, Саша быстро отступил назад, чтобы его не окатило водой. Другим ожидающим повезло меньше. Погруженные в чтение газет, они отскочили слишком поздно, отчаянно ругаясь и отряхивая мокрую одежду.

Стоя среди ворчащей толпы, Саша продолжал смотреть на поток машин, надеясь поймать свободное такси. Если не повезет, придется идти пешком. Перспектива ехать в переполненном автобусе в компании мрачных промокших людей его совсем не привлекала. Кинув взгляд в сторону парка, он заметил прислонившегося к ограде бродягу. На голове у того была большая корона из фольги, а в руках плакат с надписью: «Свергнут с престола. Согласен править за еду».

Сумасшедший город, подумал Саша. Пошарив в карманах, он подошел к бродяге и бросил всю найденную мелочь в жестяную банку у его ног.