Призрак и сабля
Шрифт:
"Погоди, Тарас! — отозвался Степан. — Похоже, тут все не так просто, как кажется! Что-то чуется мне знакомое… Уж не моего ли учителя чернокнижника упоминал хозяин дома, когда говорил о чародее?".
"Наплевать! — не на шутку взъярился Куница. — Не позволю каждому, кому вздумается, над неповинными девицами измываться! И если так случилось — то теперь это и меня касается. Ведь не найди я клада — скорее всего, люди жили бы себе счастливо и даже не подозревали обо всей кутерьме!.. Я просто обязан им помочь, если не хочу навсегда
"Поможем, Тарас, конечно! О чем разговор? — вмешался Василий. — Степан только предупредил, что б ты вел себя поосторожнее и был более внимателен. Вот и все. Правда, песик?"
"Ясен пень, птичка… — буркнул тот. — Лучше не скажешь. Иди, побратим, смотри, мотай на ус, но в драку не лезь… прежде чем саблей махать — сперва с нами посоветуйся. Договорились?"
Пока шла вся эта неслышная беседа, Куница взошел на крыльцо и остановился на одну ступеньку ниже хозяина.
— Как к тебе обращаться, уважаемый?
— Ваграмом отец с матерью нарекли, господин ведун.
— Ну, тогда приглашай меня в дом, Ваграм-джан. Негоже гостя на пороге держать. Поглядим, где у тебя Лихо-Злосчастье прячется… А будет на то Божья воля — то и прогоним с глаз долой.
— Что ж, коль таково твое желание… — с робкой надеждой взглянул на незнакомого, богато одетого молодого мужчину, пришибленный свалившимися на него несчастьями армянин. — Добро пожаловать в мой дом, господин ведун. Пусть его уютные стены и тепло очага обогреют тебя так же, как и наше искреннее радушие и гостеприимство…
Переступив порог прихожей, Куница сразу же прикрыл правый глаз. Теперь ухоженный купеческий дом выглядел совсем по-иному, — больше всего напоминая давно заброшенную старую лачугу. Трещины в стенах, покосившиеся от древности оконные и дверные рамы. Осыпавшаяся с потолка штукатурка. Везде пыль, паутина и полнейшее запустение. Даже паук, в углу над косяком казался злым и голодным, хотя навозных зеленых мух в помещении роилось больше чем достаточно. К тому же выглядели они тучными и довольными жизнью.
"Похоже, тут не одно Лихо обосновалось, а целый выводок бед, горестей и всяческих иных каверз…", — подумал Куница, входя в довольно просторную светлицу.
Тут он сперва огляделся двумя глазами.
Большая светлая комната, с тремя широкими окнами, уставленная вместительными, не меньше чем на шесть персон каждый, столами, очевидно, служила обеденным залом, как для большой семьи армян, так и для постояльцев. Сейчас комната пустовала, и воздух в ней отчетливо отдавал затхлостью давно непроветриваемого помещения, плесенью и гнильцой.
Но как только казак взглянул на трапезную колдовским зрением, то даже вздрогнул от неожиданности. Все столы в помещении были завалены грудами отвратительных на вид объедков, которые с неописуемой жадностью поглощала орава мерзейшего вида монстров и чудищ. Все, как один, небольшого росточка,
Подсознательно ощущая присутствие Лиха-Злосчастья, и будучи не в силах заставить себя переступить через поросший, невидимым для его глаз, бурым мхом порог, хозяин дома остановился в дверях.
— Да мы сюда, почитай и не заходим… — произнес извинительным тоном, думая, что гость обратил внимание на беспорядок и запылившуюся мебель.
При звуках его голоса и виде вошедшего внутрь Куницы, отвратное чавканье на мгновение прекратилось, и десятки глаз, горящих даже не ненавистью, а совершеннейшим безразличием — выжидающе уставились на людей.
— Вот и хорошо, — ответил армянину ведун и поспешно закрыл перед опешившим хозяином дверь. — Стойте там, уважаемый Ваграм-джан. Потребуется ваша помощь — позову… А пока — лучше держитесь подальше.
Делая вид, что ничего необычного в комнате он не замечает, Тарас уверенно шагнул к ближайшему окну и распахнул настежь. Потом уселся на подоконник и стал неспешно набивать курительной смесью чубук трубки.
Нежить с все возрастающим любопытством следила за каждым его движением, оставаясь уверенной, что человек не может их видеть. Зато сами они все громче начинали решать между собой, кому достанется неожиданная добыча. Пока еще только ворчливым полушепотом, но было очевидно, что вскоре в ход пойдут клыки и когти. Так как человек был только один, а желающих усесться ему на загривок — не меньше трех десятков.
А Куница между тем раскурил трубку и, как ни в чем не бывало, с наслаждением затянулся ароматным дымом. Потом, все так же неспешно вынул из ножен зловеще сверкнувшую в полутьме саблю и спросил ласково, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Ну, и что же мне со всеми вами делать, гаденыши? Ведь отпускать нельзя, вы — Лиходеи, по-другому, как за счет людской кривды, жить не умеете. Видно, придется мне вас тут всех класть. Уж извините… Не стоило так над семьей купца измываться. Ладно б кто-то один куролесил, или вдвоем пакостили — авось и не обеднел бы армянин, но чтоб вот так, всей толпой навалится, это ж совсем никакого стыда и совести не иметь. Хотя, откуда ей у вас взяться-то, Злыдни?.. верно?
— Он нас видит? Он нас видит! — загомонила злая нежить. — Видит?! Но как? Почему?
— Он ведун! Характерник! Убить!
— Убить!!!
И вся пакость, какая только была в комнате, проворно бросилась на Куницу, вопя и воя, словно стая взбесившихся по весне котов. Но, прежде чем они достигли, изготовившегося к бою казака, через подоконник, внутрь дома легко перемахнул боевой пес, а следом за ним, в комнату влетел огромный орел. Казавшаяся легкой — добыча оказалась гораздо серьезнее. Смертельно опаснее.