Призрак и я

Мириманова Екатерина Валерьевна

— Я молчу, потому что мне хочется, чтобы ты поняла одну вещь. Иногда важно уметь наслаждаться настоящим моментом, его длительностью, а не конечным результатом. Пожилые люди могут сидеть на лавочках часами, даже ни с кем не разговаривая, не потому, что они очень умные, а потому, что умеют пропускать время как бы сквозь себя. Им уже некуда торопиться, все важное сделано и неважное тоже. Они могут просто созерцать проходящие часы. Это прекрасное чувство, но, увы, обычно понимаешь его прелесть уже почти перед смертью. Хотя какой это мог бы быть козырь при жизни! Перестать бежать куда-то, расслабиться и получать удовольствие… —

с этими словами она мечтательно прикрыла глаза.

Я не решалась что-либо сказать. В глубине души я была с ней согласна. Вопрос только в том, как этому научиться. Лия встрепенулась:

— А этому не нужно учиться. Просто почаще вспоминай о том, что течение времени прекрасно.

— Так, допустим, я согласилась, но меня сейчас больше волнует другой вопрос, — перебила я.

— Куда мы едем? — улыбнулась Лия. — В Третьяковку.

— В Третьяковку?! Зачем? Я не люблю картинные галереи.

— А я и не предлагаю тебе их полюбить. Более того, я не собираюсь настаивать на том, чтобы ты занялась культурным просвещением, хотя, может, и надо было бы, — усмехнулась она. — Но у нас сейчас другая цель.

— Какая?

— Все узнаешь в свое время, ты опять торопишь события, — улыбнулся призрак.

Спустя несколько часов я уже припарковалась на набережной у фонтанов, все еще недоумевая, почему постоянно иду на поводу у этой мало вменяемой старушки. С другой стороны, ее присутствие явно разнообразило мою жизнь, хотя я не уверена, что подобное разнообразие мне на пользу.

— Теперь вы скажете, зачем мы здесь? — нервно спросила я.

— Пойдем за билетом. Ты не невидимая, на тебя придется взять, — рассмеялась она.

Настроение портилось, мне не нравились такие шутки. Однако я послушно проследовала ко входу и встала в очередь в кассу. Очень хотелось сказать призраку что-нибудь неприятное, но все мысли куда-то испарились.

Наконец мы зашли в галерею. Я вопросительно посмотрела на Лию, но она, казалось, не заметила. «И?!» — мысленно обратилась к ней я.

— Пойдем в зал портретов! — скомандовала она.

Теперь я начала всерьез увлекаться этим безумием. Что же там такое в зале портретов, что она мне так хочет показать? Внезапно я потеряла ее из виду. Пошла вперед по залам, гадая, где же эти пресловутые портреты (последний раз я была в Третьяковке еще в школьном возрасте). И вдруг увидела ее. Она стояла перед изображением Екатерины Второй и улыбалась.

— Вы поклонница царской семьи? — мысленно поинтересовалась я.

— Нет, вовсе нет. Посмотри внимательно, — проговорила она с благоговением.

Я вгляделась, но ничего не заметила. Я вообще не понимала, что мы высматриваем.

— На ее лицо, кожу. На ее фигуру, — продолжала Лия.

— Что с ними не так?

— В том-то и дело, с ними все нормально. Они настоящие. В последние годы все так увлеклись стремлением к идеалу, что рисованные картины уже совершенно не воспринимаются, они не скрывают несовершенства. На них нельзя использовать графические редакторы. Из-за того, что мы постоянно видим нереальные лица и тела, наше сознание забивается ложными образами. Образами мужчин, женщин, домов — которых нет на самом деле. Мы сознательно погружаем себя в сон, в вымышленную реальность и живем в ней, даже не подозревая об этом. Но эти картины… они живые, они такие же, как реальные люди. Все мы несовершенны, не лишены недостатков,

но именно в этом и есть очарование. Они позволяют взгляду зацепиться за что-то, а не скользить мимо человека. — Лия так же неожиданно замолчала, как и начала говорить.

Я всмотрелась и удивилась тому, чего не замечала всего минуту назад. У Екатерины были морщины и широкие поры, а руки казались слегка бледноватыми. Забавно. Мысли призрака снова показались мне очень здравыми. Мы проходили по галерее несколько часов, пристально вглядываясь в изображения. К пятидесятому залу я чувствовала себя абсолютно изможденной, но довольной.

У меня был соблазн позвонить Георгию и предложить встретиться, но потом я подумала, что сегодня слишком ошарашена сделанными открытиями, чтобы с ним общаться. Мне нужно было переварить новую информацию.

9 апреля 2010 года, 7.00

Я выехала из Ярославля, как только проснулась, около семи утра. Дорога была хорошей, за прошедшую неделю снег почти растаял, и теперь беспокоила только грязная вода от встречных машин, периодически ниспадавшая потоком на лобовое стекло. Лия сидела рядом и напевала себе под нос. Несмотря на то что меня беспокоило постоянное присутствие полупрозрачной старушки, я старалась не подавать виду. Тем более что с ее появлением в моей судьбе начали происходить изменения к лучшему.

Существование в Ярославле начало меня затягивать, я перестала интересоваться Москвой. Ничего ужасного в этом нет, скорее это естественно, но для меня мысленный отказ от возвращения в столицу, хотя бы в перспективе, означал огромный шаг назад. В Москве по-прежнему оставались знакомые, хотя сейчас, как и раньше, меньше всего хотелось бы с ними встретиться — в таком вот виде, подавленной, а на вопрос «Чем ты сейчас занимаешься?» пришлось бы прятать глаза и говорить: «Работаю таксистом». Это было выше моих сил. Еще полгода назад я думала почти каждый день, что переехала в Ярославль временно и, когда заработаю немного денег, обязательно вернусь в родной город с триумфом.

А потом почти полюбила новое место жительства, к тому же начала находить массу преимуществ в спокойной, размеренной, по сравнению с моей прежней жизнью, чередой событий. Мне нравилось, что не нужно вставать в семь утра каждый день и трястись при мысли, что я опоздаю и встречу на входе начальницу, что не надо нервничать, подпишут рекламодатели контракт или нет. Мне не хотелось больше краситься даже по выходным, а ведь раньше я была вынуждена это делать, потому что в субботу приезжали гости, а в воскресенье я почти всегда ходила в ресторан с друзьями. Здесь я мало с кем общалась, но меня это скорее устраивало.

Внезапно Лия прервала ход моих мыслей:

— Вот ты сейчас сидишь и думаешь, что неплохо жить одной, что тебя устраивают редкие встречи с Вероникой, что не особенно хочется возвращаться в круговерть Москвы. Но подумай вот о чем: спустя пару десятков лет твое здоровье уже не позволит целыми днями сидеть за рулем, и что ты будешь делать тогда? Конечно же, ты работала как проклятая, и накопившаяся усталость, а еще необходимость постоянно соответствовать чьим-то завышенным требованиям тебя изрядно измотали. Но когда-нибудь чувство размеренности начнет тяготить, его вытеснят другие: тоска, грусть и одиночество поглотят всю тебя… Хотя зря я затеяла этот разговор, наверное.