Призрак или гризли? Что я видел, пересекая Скалистые горы
Шрифт:
Миссуриец, казалось, разделяет наше изумление: мы слышали его изумленные восклицания, перемежающиеся проклятиями. Он опять зарядил ружье и в третий раз выстрелил в гризли. Но на этот раз спешился и подошел к животному на двадцать шагов. Промахнуться он не мог: слишком хорошо он для этого стрелял; однако результат был прежним. Медведь по-прежнему стоял на том же месте, где мы впервые его увидели;
Это слишком даже для зрителей на безопасном удалении; мы с моим спутником были в полнейшем недоумении. Очевидно, и мужчина внизу тоже ничего не понимал. Но теперь мы увидели, что он дрожит и готов отступить; он, не боявшийся ничего смертного: ни животного, ни человека, – испугался сверхъестественного. Существо, неподвижно стоящее между камнями: не могло принадлежать земле. Это не медведь, не гризли, это вообще не животное, а привидение, существо из другого мира.
Романтическая тайна Скалистых гор, о которой рассказывали суеверные трапперы, сделала этот район знаменитым. По-видимому, эти рассказы подействовали на человека из «страны Пайк»: после третьего выстрела он готов был отступить к фургону. Но тут в неподвижном воздухе послышался звук, заставивший его изменить свое намерение: этот звук сразу раскрыл тайну и развеял суеверный страх сверхъестественного. Это был громкий и веселый смех двух человек; они показались на виду, и мы с моим спутником узнали в них наших проводников, отправившихся вперед на разведку. Все объяснилось. Проезжая по ущелью, они встретили медведя и убили его. До этого они миновали миссурийца и решили немного посмеяться над ним. И поэтому поставили мертвого гризли, как живого, а сами спрятались за камнями, чтобы насладиться своей шуткой.
Казалось, шутка им удалась; некоторое время эхо их смеха отражалось от скал, но человек из «страны Пайк» не принимал участия в веселье. Но когда настало время снимать шкуру – она стоила немало долларов, и двое собирались этим заняться, – положение неожиданно изменилось. Изменилась и внешность шутников: оба они стали серьезны. Миссуриец снова зарядил ружье; в это время подъехал фургон, а на нем еще один мужчина,
И когда двое убивших медведя обнажили ножи, собираясь свежевать его, они удивились, увидев нацеленные на них ружья. Человек, над которым они посмеялись, строго сказал:
– Не нужно! Это мой медведь. Или я вас проучу!
Женщина к этому времени вышла из фургона; она встала рядом с мужем, держа в руках топор.
С вершины утеса мы с моим спутником хорошо видели всю эту сцену. И не только видели, но и слышали каждое слово; это была одна из самых странных сцен, какие мне приходилось видеть на Дальнем Западе.
Мы не принимали участия в столкновении ни на той стороне, ни на другой. Дух товарищества заставил бы нас встать на сторону наших спутников по каравану; но дух честной игры удержал от вмешательства, мы оставались нейтральными. Мы даже не обнаруживали своего присутствия в качестве зрителей, и никто из находившихся внизу не подозревал о нашем существовании.
Проводник и его спутник сдались; они уехали и занялись своими обязанностями. Если бы они так не поступили, вероятно, ни один из них не вышел бы из этого дефиле; их кости остались бы на том месте, на котором они убили гризли.
Увидев, что все кончено, мы с товарищем вернулись по ущелью, вышли на основную тропу и поехали к сцене столкновения.
Подъехав к человеку из «страны Пайк» и его спутникам, мы увидели, что с медведя уже снята шкура. Больше того: огромные куски мяса, насаженные на прутья, уже жарились над костром; вокруг сидел квартет маленький Пайков и жадно поглядывал на мясо.
Мы ни слов не сказали о том, что видели, – предпочли сначала изучить этих странных людей. Думали услышать рассказ, полный хвастовства: либо о том, как был убит большой гризли, либо о том, что произошло на самом деле.
Ни того, ни другого нам не рассказали. Пайк просто сказал, когда мы подошли к ним:
– Я тут застрелил медведя. Если немного посидите, можете поесть мяса. Хорошая шкура, верно? Подходящее одеяло для моей старухи на пути в Калифорнию.