Призрак Канта
Шрифт:
– Что такое?…
Хозяин махнул рукой.
– Сами всё увидите. Велосипеды, если хотите кататься, в подвале. Скажете, я достану. Отдыхайте.
Вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Василий Васильевич прислушался.
Ничего не было слышно за толстыми стенами старого дома, да и море шумело прямо за окном – шу-уф! Шу-уф!..
Первым делом он в разные стороны отдёрнул шторы – сразу стало светлее, – открыл дверь на балкон и вышел.
Дождь перешёл в мелкую морось, и непонятно было, сыплется эта морось с небес или летит от волн. Ветер немного
И засмеялся с удовольствием.
Монах, епископ, таможенная лодка под дождём, ныряющая носом в волну, – всё это так легко и приятно придумывать в старом немецком доме на взморье!
Какие же тут ещё гости, о которых Виктор Захарович сказал, что они – дружные?… Кто ещё здесь наслаждается холодом и ненастьем?…
Островерхая тень исчезла из виду, и снова никого.
Нужно будет непременно сходить на маяк. И в лес!.. Наверняка в траве и опавших листьях ещё можно разыскать увесистые, крепкие осенние грибы!..
Обеими руками он стряхнул влагу с волос, зашел в комнату и плюхнулся в кресло. Дверь на балкон закрывать не стал, с наслаждением вытянул ноги, один о другой стащил кроссовки, повозился немного и закрыл глаза.
Перелёты всегда давались ему с трудом. Спать в самолётах он не мог, сильно уставал, мечтал побыстрее добраться.
На паспортном контроле в Бухаре он проторчал часа полтора – среди полосатых тюков, ящиков, замотанных плёнкой баулов и громогласных людей, обливающихся потом. Дети и женщины в отдельной очереди – как положено на Востоке – кричали и гомонили, мужчин из его очереди всех пропустили, а Меркурьев застрял. Он всегда застревал на этом проклятом контроле!.. Усатый пограничник сначала в одиночку, а потом, призвав на помощь сотоварищей, всё что-то искал в его ноутбуке, телефоне, паспорте.
– Запрэщённое вэзёшь? – спрашивал по очереди каждый из стражей, Меркурьев честно отвечал, что ничего запрещённого у него нет, но они не отвязались, пока не открыли и не просмотрели все папки, все файлы с фотографиями и даже книжку Богомолова «Момент истины», скачанную из интернета.
Почему-то книжку смотрели особенно тщательно, чуть не каждую страницу.
Меркурьев знал, что ищут они «порнографию» – сколько раз он летал, столько раз искали!..
От поисков «порнографии» Василий Васильевич совершенно изнемог, но на борту всё равно не спал. Попутчики, объединившись с женщинами и детьми, шумели и кричали по-узбекски, хохотали и переговаривались из одного конца салона в другой.
Потом переезд из Внукова в Шереметьево, снова самолёт, и вот, наконец, – можно открыть дверь в осень, вытянуть ноги, дремать, никуда не спешить и ни о чём не думать.
Ветер теребил штору, тихонько позвякивали деревянные кольца, море вздыхало, и время от времени шелестели деревья.
Хорошо бы
Кажется, он заснул и проснулся от того, что кто-то разговаривал совсем близко.
– …чем меньше, тем лучше, – сердито говорил один. – А они всё прибывают!
– Никакой разницы, – возражал второй. – Наоборот, чем их больше, тем удобней! Нам удобней! Никто не должен догадаться.
– Кольцо нужно забрать сразу. Чтоб его не было, и всё тут.
– Кольцо заберём. Это я сам сделаю. Поручать никому не буду.
Меркурьев открыл глаза. Ему вдруг показалось, что разговаривают у него в комнате.
Что за ерунда? Никого здесь нет и быть не может.
Сумерки сгустились, окна и распахнутая балконная дверь светлели в предвечерней мгле, будто немного светились.
– Времени мало, – продолжал сердиться первый голос. – А тут и кольцо, и… всё остальное! А отсчёт уже начался.
– Успеем, – говорил второй. – Вот увидишь.
Меркурьев приподнялся и огляделся с изумлением.
Ну нет никого! Кто здесь может быть?!..
Он встал, нашарил кроссовки и вышел на балкон.
На улице было светлей, чем в комнате, и море почти успокоилось, на нём лежал ровный жемчужный свет. Лес, наоборот, потемнел и надвинулся. Меркурьеву показалось, что в глубине, за деревьями, возится и двигается что-то большое.
По брусчатке со стороны моря поднимался человек. Он вёл велосипед и, заметив на балконе Меркурьева, приостановился, поздоровался и прошёл дальше, к дому.
– Добрый вечер, – сказал с балкона Василий Васильевич.
А что ещё сказать-то?… Это не вы тут сейчас разговаривали о делах?
Он постоял немного, вернулся в комнату, задёрнул штору, но дверь закрывать не стал – пусть пахнет дождём и морем!.. Сумки, набитые вещами, стояли одна под дверью, другая возле столика, но Василию Васильевичу скучно было думать о вещах.
Обустраиваться – раскладывать барахло, вытаскивать зарядники, рассовывать их по розеткам, выставлять к двери башмаки – он будет завтра.
Отпуск только начинается, сегодня даже не первый день. Отсчёт начнётся с завтрашнего!..
Кажется, те двое тоже говорили что-то про отсчёт.
Василий Васильевич с трудом выпростал из тугого брюха сумки чистую рубаху и безразмерные полотняные штаны с карманами на всевозможных местах – очень удобная штука! – босиком прошлёпал в ванную и долго стоял под душем, отогреваясь. Он и не подозревал, что сильно замёрз, пока не влез под горячую воду!..
Потом, пытаясь разглядеть себя в запотевшем зеркале, прикинул, бриться или не бриться. По-хорошему стоило бы, тем более… девушка Кристина, будущий историк из Калининграда, присутствует!.. Но лень страшно!..
С одной стороны – будущий историк, с другой – лень. И что делать?
Меркурьев решил ничего не делать.
Не буду бриться. Отсчёт начинается с завтрашнего дня.
Он сунул босые ноги в кроссовки – холодные и слегка влажные внутри, – и это доставило ему удовольствие.