Призрак Мими
Шрифт:
Он живо представил себе, как Мими почти беззвучно соглашается тихим, полудетским голоском. Si, Morri, si.
На въезде в город туман неожиданно сгустился, облепив машину плотными хлопьями.
– Знаешь, я видел картину, на которой ты как живая. Да-да. Ты, конечно, не поверишь. – Он небрежно держал на отлете элегантную белую трубку, выжимая газ почти при нулевой видимости. Моррис знал цену риска: всякий раз, как удается улизнуть от опасности, – вырываешь у фортуны кусочек удачи. – Я читал одну книгу по истории искусства, и вдруг увидел тебя. Вот именно, на картине Фра Липпи La Vergine incoronata, «Венценосная Дева». Говорю тебе, вылитая ты. Сходство полнейшее. И представляешь, Мими, осознав, что художник написал твой портрет за пятьсот
Господи, что за чушь я несу, подумал Моррис. Он даже не подозревал, что способен на столь безумные выходки. И все же это и был один из тех редких моментов, что согревают душу и убеждают: в нем таится великий артистический талант. Моррис не уставал изумляться себе. Нет, никогда он не постареет и не покроется плесенью. Напротив, ум его становится все изощреннее.
Туман навалился на «мерседес», он точно вытягивал щупальца в попытке схватить машину.
– …ведь на самом деле я тебя вовсе не убивал – ну подумай, разве мог я это сделать, Мими?
Впереди, в каком-то полуметре, вдруг вспыхнуло розовое сияние задних фонарей. Моррис резко затормозил и судорожно переключил скорость. Этого оказалось мало; чтобы избежать столкновения, он круто вывернул руль влево и очутился в непроглядной серой мгле. Тут же на него метнулись фары. Встречный автобус занесло; лишь в самый последний момент Моррис чудом выскользнул из ловушки под яростный хор гудков.
Он поднял трубку, упавшую на сиденье.
– …и я подумал, Мими… я подумал… если бы ты подала мне какой-нибудь знак, если б откликнулась… Чтобы я знал, что ты жива и с тобой все порядке… это очень важно для меня. Любой знак, какой захочешь. Для меня главное понять – это ты, это действительно ты. И ты простила меня…
Моррис нахмурился. Самым ужасным в загробном привете от Мими было то, что Мадонна, ее двойник с ренессансного полотна, была беременна. Беременной была и Мими. И он уничтожил свое собственное дитя, плод их любви и, возможно, будущего спасителя человечества. Эта чудовищная истина временами завладевала его сознанием, тошнотворным комом перекрывала горло, отзывалась слабостью во всем теле. Но та же истина и утешала на свой лад, давая понять, что он отнюдь не изверг, – лишенный сердца. Опыт показывал, что такой порок встречается сплошь и рядом.
– Так ты это сделаешь, Мими? Дашь мне знак? Неважно какой, – лишь бы я понял.
И вновь ему померещился ее шепчущий голос. Si, Morri, si. Тот ласковый голос, которым – Массимина всегда говорила с ним. Уж она-то никогда не грешила дурацким имечком Мо, не зазывала влезть к ней «в норку», а тем более отдрючить до смерти. И вообразить такое невозможно. Секс был для нее чем-то особенным, вроде священного таинства. О, если б ему посчастливилось жениться на Мими, она бы не вела себя как законченная эгоистка и не отказалась родить ему ребенка. Моррис усмехнулся внезапной мысли. Да что ж я за кретин, подумал он. Обрюхатить Паолу против ее воли – вот как надо действовать! Дать ей цель в жизни, пока она окончательно не превратилась в расфуфыренную паразитку. Потом сама спасибо скажет. Разве не в том главная цель брака, как провозгласил чиновник в мэрии?
Из-за этих бессвязных мыслей настроение его неожиданно переменилось. Повинуясь одному из тех внезапных озарений, прислушиваться к которым он учился годами, Моррис свернул направо, на Вальпантену, вместо того, что ехать прямиком в цветочный магазин за венком, заказанным накануне. Скоростное шоссе уходило вверх, к холмам, где у семейства Тревизанов был виноградник.
Он вырвался из лап тумана сразу за деревней Квинто и, ласкаемый солнечным светом, быстро доехал до Греццаны. В неярких лучах зимнего солнца долина с вытянувшимися рядом – мелкими фабриками и вереницей неприметных домишек, многие из которых были отмечены печатью унылого английского вкуса, выглядела
Он достал из бардачка пульт, и створки широких низких ворот со скрипом поехали в стороны. Новый сторожевой пес залился истошным лаем – как всегда при появлении Морриса, как и вообще все собаки, с которыми он когда-либо имел дело. Надо поговорить с Бобо, попытаться убедить его, что эта тварь только даром переводит жратву. Если кому приспичит сюда забраться, он начнет с того, что без лишних хлопот пристрелит скотину. Когда рабочие расходятся по домам, прислушиваться к выстрелам в этой фабричной глухомани некому. О таких вещах положено заботиться заранее.
А может, Бобо хочет таким манером отпугнуть кого-то, кто на дух не переносит собак? Его, Морриса, например. Ну нет, это уже паранойя. Он ведь теперь член семьи. А семья есть семья.
Он заглушил мотор. Огромный доберман или как его там – породами четвероногих тварей Моррис не интересовался – с рычанием прыгал вокруг машины. Зверь косил глазом на дверцу, подстерегая, когда человек попытается вылезти. Господи, вот вляпался… Такой неприятности Моррис не ожидал. Но он от своего не отступится, пусть тварь не надеется.
Снова включив зажигание, он подкатил по раскисшей глине к самым дверям конторы, помещавшейся в пристройке у торца одного из длинных бараков – разливочного цеха. Машину удалось остановить почти впритык, так что борт очутился в каких-нибудь пятнадцати сантиметрах от входа. Пока пес елозил, скулил и сопел, силясь протиснуться в узкую щель, Моррис опустил стекло в окошке, вставил ключ в дверь конторы и дважды повернул. Затем отъехал прочь и двинулся вокруг барака, держась почти вплотную к стенке – тупой скотине пришлось рысью припустить следом, виляя меж грузовиков и штабелей пустых бутылок. Достигнув последнего угла, Моррис рванул вперед: нескольких секунд хватило, чтобы с неподражаемой ловкостью затормозить у двери, выскочить из автомобиля и влететь в контору. Дверь с треском захлопнулась за спиной.
Пес был в ярости. Моррис – тоже. Он твердо решил при первой же возможности отравить эту тварь.
Глава вторая
В окрестностях Вероны располагаются три крупных винодельческих района: Вальполичелла на севере и западе, Соаве в двадцати километрах к востоку от города, а между ними – Вальпантена, тянущаяся на север сразу от восточных предместий. Вина первых двух марок всемирно известны и не нуждаются в рекламе. Моррис вспоминал, как папаша после смерти матери порой откупоривал бутылочку «Суэйва», потчуя какую-нибудь шлюху. Сам он осушил не один бокал «вальполичеллы» на стиляжьих вечеринках в Кембридже, но тогда не имел понятия, откуда берется благородный напиток. Если б семейка Тревизан догадалась обзавестись виноградником в одном из этих двух славных мест, ничто бы не помешало грандиозным планам Морриса завоевать рынок. Когда задумано нечто важное, особенно если речь о коммерческом проекте, все должно выполняться с безупречным вкусом и в высоком стиле.