Призрак на палубе
Шрифт:
И вот однажды один ироничный журналист, прибывший на крейсер с заданием написать об этом статью, отважился вступить в «мёртвый коридор». Сопровождавший журналиста матрос, отдраив кремальеру двери, впустил его в коридор, но идти следом наотрез отказался.
Через несколько минут в дверь отчаянно застучали. Когда матрос открыл её, на него буквально упал журналист с перекошенным от страха лицом. «Он там! Он там!» — кричал он исступлённо. Спустя несколько дней флотская газета опубликовала очерк о призраке на крейсере «Москва». Отныне прибывающее на корабль начальство уже с полной серьёзностью интересовалось:
С тех пор об этом как о главной достопримечательности стали рассказывать приезжим шефам и артистам. В «мёртвый коридор» гостей водили как на экскурсию, но только днём.
— Вот здесь, — говорил «экскурсовод» (эту сомнительную честь почему-то в большинстве случаев возлагали на моего однокашника Олега, служившего на крейсере заместителем командира корабля но воспитательной работе). — За этим поворотом — его любимое место. Здесь он обычно и стонет!
— Ах-ах-ах! — восклицали эстрадные дивы, с опаской поглядывая в теряющуюся перспективу коридора. — Как это, должно быть, романтично! Как интересно!
Впрочем, желающих совершить культпоход в «мёртвый коридор» ночью никогда не находилось…
«Вот так и живу в обнимку с призраком, будь он неладен!» — грустно закончил свой рассказ друг-однокашник при очередной нашей встрече.
А спустя несколько дней он пригласил меня к себе на корабль. В программе встречи было совместное пребывание в местной самодельной сауне и дружеское застолье. Где-то после полуночи, когда мы уже перебрали в памяти истории службы и жизни всех, кого вместе знали, я, находясь в прекрасном расположении духа, поинтересовался:
— А слабо нам глянуть на твоего «белого матроса»?
— Плёвое дело, — махнул рукой Олег. — Он мне как родной Можем и пообщаться!
И мы пошли. Надо оговориться, что «Москва» к тому времени была выведена из боевого состава и готовилась к скорой смерти под жалом автогена. По этой причине её команда была сильно сокращена и на корабле чувствовалось запустение. Мы шли по полутёмным трапам и коридорам, мимо распахнутых настежь выгородок и пустых кубриков. С подволока на нас капал ржавый конденсат. Звук наших собственных шагов далеко разносился внутри пустынного корабельного чрева. И вот мы наконец у задраенной двери «мёртвого коридора».
Олег привычно отдраивает её… И мы оба мгновенно холодеем… Из чёрной глубины коридора явственно доносится протяжный стон. Так, наверное, стонет только приговорённый к смерти: долго и с надрывом. Если до этого в голове и был какой-то хмель, в одно мгновение его не стало. Мы переглянулись. Я почувствовал, как меня начал бить противный озноб. То же, очевидно, испытывал и мой однокашник.
— Ну что будем делать? — спросил я его шёпотом.
— Не знаю! — ответил он ещё тише.
— Вдвоём не так уж и страшно! — прошептал я ему.
— Ага! — кивнул он мне.
— Пойдём вперёд? — предложил я в тайной надежде, что он откажется и мы быстренько уберёмся восвояси, а я при всём ещё и сохраню своё лицо.
Но и Олег тоже был не лыком шит.
— Если хочешь, пойдём! — мрачно шепнул он мне и тяжело вздохнул.
Идти вперёд, так же, как и мне, ему не хотелось, но и показывать свою робость он тоже не мог. Теперь отступать было уже поздно.
— Тогда ты иди первым, — сказал я. — Ведь это твой корабль!
—
— Ладно, — сказал я примирительно, понимая, что идти первым — самоубийство, — Пошли вместе разом!
— Согласен!
Мы одновременно втиснулись в проклятый коридор и, посматривая друг на друга, медленно двинулись вперёд. А стон всё продолжался, более того, по мере нашего продвижения он становился всё громче и громче. Мы же шли, наоборот, всё медленнее и медленнее, оттягивая неизбежную встречу, словно это могло что-то изменить. А затем я почувствовал, как на моей голове поднялись волосы. В просторном проёме коридора я явственно увидел белую фигуру. Она качалась и стонала! Шаг… Ещё шаг… Ещё… Дальше идти не было уже никаких сил. В этот момент призрак, почувствовав, видимо, наше присутствие, прекратил стонать и стал поворачиваться к нам, вытягивая вперёд трясущиеся руки. И тут, когда я уже считал, что жизнь моя подошла к своему логическому завершению, однокашник, внезапно оттолкнув меня в сторону, бросился бегом к качающемуся видению.
«Наверное, крыша поехала, — пронеслось у меня в голове. — Всё, конец Олегу!»
В это мгновение однокашник уже подскочил к призраку и, бесцеремонно схватив его за грудки, разразился отборнейшим матом.
В ответ видение замычало что-то нечленораздельное. А затем я услышал слова, которые вернули меня в мир реальности.
— Ну что, Георгицу, опять нажрался, как последняя свинья! — закричал Олег, тряся теряющего равновесие «призрака».
Тот наконец сфокусировал свой взгляд и, узнав замполита, расплылся в пьяной улыбке:
— Ну, выпил малость! Только выведите меня отсюда. Заблудился!
Покидали мы «мёртвый коридор» с чувством исполненного долга, таща за собой полубесчувственное тело мичмана-кока.
Как выяснил на следующий день Олег, кок, изрядно перепив, залез каким-то образом в тупиковый коридор и, не находя выхода, стонал там уже несколько часов. Белая же его одежда оказалась обычной робой, которую корабельные коки надевают для работы на камбузе.
Когда на следующий год я снова приехал в Севастополь, то Олег рассказал мне печальное завершение нашей ночной истории. Через несколько месяцев после происшествия в «мёртвом коридоре» мичман-кок внезапно скончался. Может быть от сердечного приступа, как говорили врачи, может от чего-нибудь ещё; ведь кто знает, что могло произойти с ним в течение тех нескольких часов, что он провёл в зловещем коридоре?
Как мы уже говорили, биография невезучего крейсера завершилась весьма печально. Проданный на лом какой-то левой фирме в Индию, он был при буксировании посажен на мель. Затем из-за него была целая перестрелка индийских сторожевых катеров с местными пиратами. Ну а завершилась вся эта история тем, что разграбленный вконец корабль был брошен всеми на той же отмели и разбит штормовыми ветрами. Кто теперь скажет, что стало с призраком? Может, он уже давно перебрался на какой-то новый корабль и теперь вовсю пугает его экипаж, а может, он всё ещё верен своему старому несчастливому крейсеру и всё так же по ночам стонет в полузатопленном «мёртвом коридоре», и рёв океанских волн заглушает его стон…