Призрак Нуцерии

ПРИЗРАК НУЦЕРИИ

ИЭН СЕНТ-МАРТИН

Джохура проснулся — если, конечно,

недолгое забытьё усталого и продрогшего тела вообще можно было назвать сном. В нос ему ударил запах пепла и застарелого пота, во рту ощущался медный привкус крови, притупленный сильным холодом. Как только Джохура окончательно пришёл в себя, то ощутил приступ клаустрофобии, которая заставила его вылезти из круга спавших вповалку в темноте пещеры братьев и сестер. Подъём был медленным и мучительным.

Бывшим гладиаторам приходилось всё время жаться друг к другу, чтобы согреться, поэтому они никогда толком не спали: ты либо лежал на самом краю, наполовину замерзший, либо боролся за то, чтобы добраться до теплового центра группы, либо пытался там удержаться. Джохура побывал во всех трех точках, никогда полностью не засыпая и, как следствие, не высыпаясь. Впрочем, учитывая их положение, он был благодарен за каждую минуту отдыха, что удавалось урвать. Хоззин уже забрал половину из них, но скалы Де'шеа быстро покрывались новыми трупами.

Филаэт неподвижно сидел на краю группы спящих, обхватив себя руками в тщетной попытке согреться. Джохура, опустившись на колени рядом со своим другом, на мгновение закрыл глаза. Каждый день просыпалось все меньше братьев и сестёр. После того как они вырвались из ям и устроили безумную и радостную резню, бывшие гладиаторы видели лишь холод, голод и боль. Вчерашние рабы нанесли Высоким Всадникам глубокую рану, которую те еще не скоро забудут, но после сожжения Хоззина каждое сражение обходилось очень дорого.

Восставшие все еще держались благодаря узам братства. Горячие пески связали их сильнее, чем любое железо. Высоким Всадникам быстро стало не до смеха: их армии одна за другой были разгромлены, а города сожжены. Но Джохура знал, что приближался последний день, и даже Пожиратель Городов не в силах это изменить…

При мысли о нем Джохура вгляделся во тьму пещеры. Цепи, обмотанные вокруг рук, за ночь примерзли к коже. Он попытался осторожным движением освободить запястья. Взглянув в сторону выхода, мужчина увидел там фигуру, которая укрывалась в пещере от завывающего ветра и жгучего снега снаружи. Но это был не предводитель гладиаторов, не тот жестокий великан, который истекал кровью вместе с ними, не тот, чья веревка 1 была сплошь алой, без промежутков…

— Клестер! — хриплым голосом позвал Джохура.

Девушка повернулась, чтобы посмотреть на воина. Звякнула цепь, которая приковывала обрубок ее правой ноги к шипованному корпусу визжащего копья 2. Клинок все еще покрывала темная кровь врагов, но Клестер совсем не заботилась о том, чтобы очищать от нее оружие.

— Джохура, — отозвалась воительница, постукивая кончиками пальцев по своему копью. Холод и голод истощили ее, как и всех остальных, но пламя охоты все еще пылало в глазах девушки.

— Где он сейчас? — спросил мужчина, подходя к ней и выглядывая из пещеры. — Где же Ангрон?

— Он охотится.

***

Никто

не мог видеть дальше и лучше него. Своим обострённым зрением он заметил, как один из воинов пробирается сквозь снежную бурю к утесам, расположенным около русла реки, где свежий снег спрятал только что пролитую кровь. Одинокая фигура на серебряных лозах 3, скрывающих ноги, скользила сквозь бурю, словно механическое морское чудовище, парящее над землей.

В измученном сознании Ангрона всплыло ненавистное название, и в тот же момент его голову пронзила острая боль — это имплантаты наказывали воина за бездействие.

Родовая гвардия 4.

Они были ударной силой армии Высоких Всадников, оружием, благодаря которому тем удавалось попирать своими ногами всю Нуцерию. Серебряные лозы являлись для родовой гвардии всем: транспортом, доспехами, оружием. Ангрон видел, как их использовали в качестве укрытия, наматывая вокруг тел, чтобы защититься от ветра и снега. Видел, как из них делали мосты, чтобы пройти через пропасти. Ими же валили бойца ямы на четвереньки, они же принимали на себя удар топора берсеркера, не ломаясь при этом. Они были грозным, мощным и универсальным оружием, но использовавший их воин все еще оставался простым человеком.

Люди истекают кровью. Люди умирают.

Завывание бури заглушало звук шагов Ангрона, а следы быстро исчезали под снегом. Гвардеец замедлил шаг. Ангрон приблизился на расстояние прыжка, и каждый его мускул напрягся, словно пружина, взывая о насилии. Неподвижно, как мертвец, бывший раб Нуцерии наблюдал за тем, как замирали серебряные лозы.

На горячих песках была честь. Там жило благородство, там рабов связывало боевое братство, даже несмотря на то, что они проводили свои короткие жизни, истекая кровью и убивая друг друга. Гладиаторы возносили салюты и приветствовали смерть радостными криками. Ты мог показать им свою победную веревку, а они в ответ обнажали свою, и вы спорили, кто после вашего боя друг с другом нанесет себе новую красную полосу.

Освободившись от цепей, здесь, в большом мире, Ангрон сражался совсем по-другому. Ибо не существовало братства между господином и рабом, между тираном и мятежником. Между ними была только ненависть, пролитая кровь товарищей и жажда мести. Мечта о мести длиною в жизнь, проведенную в ямах.

К чести гвардейца, тот успел быстро отреагировать, когда Ангрон, беззвучно вынырнув из завесы кружащегося снега, нанес свой удар. Часть серебряных лоз тут же попыталась защитить своего хозяина от атаки, окутав его тело, а остальные устремились к конечностям и горлу Ангрона. Но они хватали только воздух.

Ангрон был слишком быстр и силен. Клацающие механические щупальца, пытавшиеся хлестать и колоть всё, до чего могли дотянуться, не могли отвлечь бывшего гладиатора. Даже серебряные нити не выдержали ярости воина, когда тот нанес свой удар: топор, перерубив их, погрузился по самую рукоять в бедро гвардейца, почти отсекая ногу. Смертоносный танец послушных нитей сменился судорожными спазмами, но их убийственная мощь никуда не ушла, хотя их хозяин и умирал.

Вырвав топор из тела, Ангрон выпустил на снег поток темной крови, но алые лужи быстро скрылись в клубящихся завитках пара. Ударом ноги он опрокинул нуцерийца на спину, и тому оставалось лишь беспомощно смотреть на своего победителя.