Призрак Перл-Харбора. Тайная война
Шрифт:
— Борис, ты что-то не с того начинаешь!
— Понял, — быстро нашелся тот, метнулся на кухню и возвратился с бутылкой «Столичной».
— Другое дело, — одобрительно отозвался Поскребышев и распорядился: — Наливай!
И когда рюмки наполнились до краев, произнес тост:
— За нашу будущую и за твою сегодняшнюю победу, Иван!
— За победу! — дружно поддержали его.
У Плакидина запершило в горле, а на глаза навернулись слезы. Он снова был среди своих, и то отупляющее чувство безысходности, недавно владевшее им, исчезло. Он испытывал глубокую благодарность
— Иван, что произошло с Саном?
— Несчастный случай, дорожная авария, — коротко обронил Плакидин.
— Авария?
— Гололедица. Машину занесло, и ему не удалось выплыть.
— Надеюсь, вместе с ним утонула и тайна? — многозначительно произнес Поскребышев.
— Да, он унес ее навсегда.
— Остался только ты.
«Что ты этим хочешь сказать? К чему эта встреча? Новая игра, в которой я стану разменной монетой между НКВД и Особым сектором ЦК?» — в голове Ивана вихрем пронеслись мысли. Но на непроницаемом лице Поскребышева невозможно было прочесть ответ, и он с вызовом сказал:
— Я не один. А ты, Алексей?
Поскребышев промолчал. Мутная волна гнева захлестнула Ивана:
— Ну, чего вам еще надо? Я здесь! Делайте со мной, что хотите! Но не трогайте жену и сына! Вам что, мало моей крови? Да вы хуже…
— Прекрати! Я — не Господь Бог. Мы все по краю ходим. Думаешь, легко вырвать тебя у Берии? — сорвался на крик Поскребышев.
В комнату заглянул встревоженный Пономарев, но, столкнувшись с яростным взглядом шефа, ретировался в соседнюю комнату.
— Прости, Алексей, — извинился Плакидин.
— За что? Я и сам хорош, — буркнул Поскребышев.
— Спасибо, что не отдал Берии.
— Жирно будет. Партией он еще не командует!
— Все равно ты очень рисковал, я тебе…
— Оставь! Не больше, чем любой из нас, — перебил Поскребышев и, смягчившись, с улыбкой заметил: — И все-таки ты счастливчик, Иван.
— Я… Я? — удивился он.
— А что, разве нет? Эта старая кляча — история все-таки поплясала под твою дудку.
— Это заслуга Сана.
— Не скромничай. Ты просто молодчина! Ты герой! Но сам понимаешь… — и на лицо Поскребышева набежала тень.
— Алексей, да разве дело в награде. Главное, что «Самурай» не прыгнул нам на спину, а я здесь и живой.
— Все правильно, но от волкодавов Берии тебе, Ваня, надо держаться подальше, — заключил Поскребышев и окликнул: — Борис, у тебя все готово?
— Да, — подтвердил Пономарев и появился в двери.
Плакидин с недоумением смотрел на него. Лихо заломленная комсоставская ушанка едва держалась на затылке, полы толстого овчинного тулупа тащились по ковру, а новенькие, обшитые кожей генеральские
— Чего смотришь, Иван? Примерь гардероб, — распорядился Поскребышев.
Плакидин ничего не мог понять и топтался на середине комнаты.
— Надевай, надевай! Будешь Дедом Морозом у наших партизан. Самолет уже ждет! — поторапливал Поскребышев.
— Самолет? Куда? — Иван был обескуражен.
— В Брянск, повоюешь в отряде Седого. Будешь под носом у немцев, зато подальше от Берии.
— Значит, не лагерь?
— Ты что, не веришь старому другу?
— Алексей… Я не знаю, как…
— Все, Ваня, время не ждет, — голос Поскребышева дрогнул. Порывисто обняв Плакидина, он вышел из комнаты.
Тот ошалело смотрел на сиротливо лежащие у дивана валенки и не слышал, как в соседней комнате отъехали в сторону книжные стеллажи, и за ними открылась потайная дверь. Через нее Поскребышев вышел на соседнюю лестничную клетку и спустился во внутренний двор, где стояла машина. Одновременно из того подъезда, в который час назад вошел Плакидин, показались двое. Лицо одного из них закрывал высоко поднятый воротник легкого пальто иностранного покроя. Они стремительно пересекли тротуар, сели в эмку, и она, скрипнув колесами по мостовой, скрылась в соседнем проулке. Вслед за ней в погоню бросилась спецгруппа НКВД.
— Иван, переодевайтесь. Пора! — поторопил Пономарев и отошел от окна.
Плакидин снял ботинки и примерил валенки — они пришлись впору. Шапка-ушанка — его размера, и лишь тулуп оказался великоват. Подпоясавшись офицерским ремнем, он расправил складки и вопросительно посмотрел на Пономарева.
— Теперь ты настоящий партизан! Но одного не хватает, — с лукавой улыбкой заметил он.
— Чего? — не мог понять Иван.
— А вот этого, — Пономарев подал пистолет ТТ.
— Спасибо, — голос Плакидина дрогнул.
— Это все, что я могу дать.
— О чем ты, Боря? Я и так вам с Алексеем по гроб обязан!
— Кончай, после войны сочтемся, — ворчливо ответил Пономарев и поторопил: — Пошли, нас ждут.
Пользуясь потайной дверью, через которую Поскребышев покинул квартиру, они спустились во внутренний двор. Там поджидала машина. Не прошло и часа, как их уже встречали на подмосковном военном аэродроме. Здесь Пономарев чувствовал себя как дома; решительно направился к штабному бараку, в полумраке длинного коридора уверенно нашел нужную дверь и потянул на себя. В просторной комнате у пышущей жаром буржуйки сгрудились пятеро, за их спинами, у стен, лежали огромные рюкзаки и парашютные сумки.
Пономарев поздоровался и спросил:
— Седой здесь?
— В соседней комнате, — ответил заросший по самые глаза бородач.
Плакидин с Пономаревым заглянули в нее. Седой, командир разведгруппы особого назначения, что-то рассматривал на карте. Порывистые движения и крепкое рукопожатие никак не вязались с его 43-мя годами, добрую половину из которых он провел в Средней Азии, Испании и Монголии.
— Юрий Федорович, знакомься, твой новый заместитель — Иван Леонидович Дедов, — представил Пономарев Плакидина.