Призрак Рембрандта
Шрифт:
– И зачем все это понадобилось?
– Возможно, как предположила Финн, затем, чтобы спрятать изображение на деревянной доске.
– А вы сможете снять холст? – взволнованно спросила Финн.
– Разумеется, – успокоил ее профессор. – Он ведь не приклеен, а просто прибит гвоздиками. Подождите минутку.
Он выбрал другой инструмент, напоминающий миниатюрные плоскогубцы, один за другим ловко вытащил все гвоздики и осторожно приподнял холст.
Как и надеялась Финн, под ним оказалась другая картина. На ней был изображен мужчина средних лет в красной бархатной блузе и шляпе с пером – типичной одежде зажиточного голландского бюргера. Он стоял на фоне эффектно задрапированной стены, рядом с маленьким столиком, на котором были разложены экзотические морские раковины и столь же экзотические медные инструменты, судя по всему навигационные, –
– Это же герб Богартов! – воскликнул Билли.
В правом нижнем углу стояла подпись художника – легкая и стремительная, совсем не похожая на ту, что они видели на холсте.
– Вот, полюбуйтесь, подлинный автограф Рембрандта ван Рейна, – торжественно объявил профессор.
– Значит, картина подлинная? – спросила Финн.
– Сейчас поглядим.
Шаркая сандалиями, профессор подошел к стоящему в дальнем углу компьютеру.
– В шестьдесят восьмом году я участвовал в специальной комиссии по наследию Рембрандта, – объяснял он, набирая что-то на клавиатуре. – Ее создало правительство Нидерландов, чтобы установить точное число его работ, сохранившихся до наших дней. В ней работали эксперты со всего мира. Мы не только устанавливали подлинность имевшихся полотен, но и по описаниям составили базу данных всех его известных работ. А кроме того, у нас в институте имеется специальный отдел, который устанавливает происхождение картин, перемещенных в результате холокоста, и, если свести те и другие данные, можно обнаружить много… Есть! – вдруг воскликнул он, явно довольный собой.
– Что есть? – нетерпеливо спросила Финн.
– Ваша картина. Похоже, у нее довольно таинственная судьба, – пробормотал старик, не сводя глаз с экрана. – Это портрет Вильгельма ван Богарта, написанный Рембрандтом в тысяча шестьсот пятьдесят девятом году. И в личных записях художника, и в архиве Богартов имеются записи о выплаченной и полученной за картину сумме. Вильгельму ван Богарту на момент написания портрета исполнилось тридцать семь лет. Картина никогда не переходила из рук в руки и хранилась в семье Богарт в Амстердаме вплоть до тридцать восьмого года, когда была украдена вместе с полудюжиной других полотен из семейной коллекции. Впоследствии ни одно из них не было найдено и нигде не всплывало. Нам этот портрет известен только по фотографии, которую по просьбе Богартов в тридцать седьмом году сделал Жак Гудстиккер.
– И где эта фотография сейчас?
– Она существует в двух экземплярах: один хранится в Вашингтоне, в Архиве холокоста, а другой – в Государственном художественном музее Амстердама.
– В тридцать седьмом картину фотографируют, в тридцать восьмом – крадут, а в сороковом она, спрятанная под другим холстом, оказывается в реестре галереи Гудстиккера? – с сомнением покачал головой Билли. – Это явно не простое совпадение, но никакого смысла я тут не вижу.
– Смысл есть, если они все были в сговоре – Гудстиккер, воры и семья Богарт, – возразила Финн.
– Вполне приемлемая теория, – кивнул Шнеегартен. – Они оба были евреями. Оба знали, что скоро в Голландии будет хозяйничать Гитлер. И потому сговорились спрятать от него картину.
– Я все равно не понимаю, – нахмурился Билли. – Почему именно эту картину? И если ее собирались спрятать, откуда на ней появился нацистский штамп?
– С этим еще надо разобраться, – поглаживая подбородок, заявил профессор. – Вы можете оставить ее здесь на несколько дней?
Финн оглянулась на своего нового друга:
– Как вы думаете, Билли?
– Думаю, можем.
– Отлично! – обрадовался Шнеегартен, сунул в рот трубку и похлопал Билли по плечу. – Я найду ответ на ваши вопросы, милорд. Можете не сомневаться. Я, как ваш английский Скотленд-Ярд, всегда нахожу то, что ищу.
8
Оставив профессора колдовать над картиной, Финн и Билли спустились вниз и не без труда отыскали выход на Стрэнд. На улице совсем стемнело, а дождь шел уже в полную силу. Они в нерешительности остановились на крыльце под большим каменным козырьком.
– Мы проторчим тут не меньше часа, – простонал Билли.
– А может, поедем на метро? – предложила Финн.
– Ближайшая станция – это «Темпл» на набережной. Мы промокнем насквозь, пока туда доберемся. И наверняка вся подземка пропахла мокрыми носками.
– Но выбор-то у нас все равно небольшой, – заметила Финн.
– У вас вовсе нет выбора, мисс Райан, – вдруг произнес незнакомый голос за спиной, и что-то твердое уперлось ей в позвоночник.
Финн испуганно оглянулась. Вплотную за ее спиной стоял хорошо одетый мужчина азиатской, но, кажется, не китайской наружности. В одной руке он держал зонт, а другая была до локтя прикрыта газетой. Финн не видела, что в ней, но почему-то была уверена, что это не шариковая ручка. Еще она успела заметить, что мужчин двое: второй стоял за спиной у Билли. Руки, держащие зонты, были затянуты в резиновые хирургические перчатки. Профессионалы.
– За углом стоит машина. Синяя «ауди». Вы сядете в нее без шума и крика. Если будете шуметь, нам придется убить вас обоих. Хорошо?
Твердая штука, очень похожая на ствол пистолета, больно ткнулась ей в спину. Финн искоса взглянула на Билли. Он выглядел встревоженным, но, кажется, вполне владел собой. Вместе с двумя незнакомцами они по ступенькам спустились на тротуар и повернули направо. Их конвоиры не считали нужным уступать кому-то дорогу. Используя Билли и Финн как таран, они двинулись по тротуару поперек движения. Прохожие, отгороженные от мира зонтами, послушно отступали в стороны, даже не поднимая глаз. Людей похищали в самом центре толпы, и никто ничего не замечал. Когда они с Билли окажутся в машине, все будет кончено, вдруг с совершенной ясностью поняла Финн. Это не простое ограбление, а что-то гораздо более серьезное. Раз их поджидали у входа в Сомерсет-хаус, значит, за ними следили от самой конторы Талкинхорна, а может, и раньше.
Откуда-то в памяти Финн вдруг всплыли давно забытые слова – «нырок с переворотом». Так выражалась мисс Тернер, преподававшая у них в Нортленде физкультуру. Мисс Тернер, автор тщательно разработанной «системы истязаний по-тернерски». Мисс Тернер, у которой от избытка тестостерона росли усы. Мисс Тернер, рожденная для того, чтобы быть сержантом в морской пехоте. Все эти сексуальные аэробики и ужимки под музыку не для нее. Ее кумиром был Джеки Чан, а пунктиком – нырок с переворотом.
Финн почувствовала еще один толчок в спину и прибавила шаг. Сейчас или никогда. Она совершенно точно знала, что в синей «ауди» их ожидает смерть, но чувствовала не страх, а злость и холодную решимость. И не только потому, что ей уже случалось оказываться в подобных ситуациях – на улицах Нью-Йорка, и в сотне футов под водой в Карибском море, и вместе с матерью в джунглях Юкатана, когда она была еще ребенком. Нет, причина ее ледяного, неестественного спокойствия крылась не в этом, а в чем-то спрятанном глубоко внутри, в самой сердцевине ее характера. В чем-то врожденном, полученном вместе с генами. Этому ее не смогла бы научить никакая мисс Тернер.
– Хорошо, – негромко сказала она, надеясь, что Билли разгадает ее план.
Они уже миновали островок посреди дороги, на котором возвышалась церковь Сент-Мэри-ле-Стрэнд. Мимо, шурша шинами по мокрому асфальту, проехал автобус номер 52, направляющийся к Ватерлоо. Теперь от улицы их отделяла металлическая ограда с прицепленными к ней почтовыми ящиками и несколькими велосипедами. Справа виднелся вход на станцию метро «Стрэнд», уже лет десять как закрытую.
Они свернули на Сюррей-стрит, и шум транспорта остался где-то позади. Впереди, напротив входа на заброшенную станцию, Финн уже видела темную «ауди». Фары машины были выключены, но двигатель тихо урчал, и из выхлопной трубы тек тонкий ручеек белого дыма. Она разглядела и силуэт человека за рулем. Выходит, трое против двух. Еще двадцать – тридцать секунд, и будет поздно. Стараясь озираться украдкой, она все-таки заметила и высокую чугунную решетку на колесиках, закрывающую вход в метро, и пару пустых мусорных бачков, и небольшую кучу строительного мусора. Благослови тебя Господь, мисс Тернер из средней школы Нортленда, где бы ты сейчас ни была. Нырок с переворотом.