Призрак счастья
Шрифт:
Сказав это, Лита вышла из столовой. Уже на ступеньках опомнилась и, виновато улыбнувшись, оглянулась.
— Спокойной ночи, Елена Васильевна. У меня был трудный день, а завтрашний — просто лишает меня покоя. Я даже знаю, что мне сегодня приснится. Лучше не ложиться. — Лита стала устало подниматься по лестнице, ведущей в спальню.
Стеблова продолжала сидеть, подперев щеку рукой. Она не могла поверить, что все складывается так просто. Завтра приедет Ванечка! Милый, дорогой ребенок, по которому она так скучала. По вечерам в своей комнате она часто рассматривала старые фотографии. На них время остановилось, запечатлев этапы взросления Милы, Вани. На снимках Светлана улыбалась,
Елена Васильевна очнулась. Разволновавшись, она никак не могла решить, что же приготовить на предстоящий обед? Потом поняла: конечно, чебуреки. Иван с детства обожал их. Густо сдабривал сметаной, а повзрослев, заедал жгучим перцем. Он ждал лета, чтобы каждый раз чувствовать обжигающий вкус темно-зеленого стручка. Никто в семье не разделял его пристрастия, непонятно было, откуда в нем был этот гастрономический каприз. Светлана смеялась, что любовь к острой пище не характерна для наших широт. Георгий Иванович, поддерживая тему, шутил, что надо бы проследить в генеалогическом дереве грузинские корни. Самое интересное, что только Елену Васильевну он смог заразить тягой к острому. Ни Светлана, ни Георгий Иванович не понимали удовольствия, которое получали Иван и Стеблова, хватая воздух от обжигающего все внутри стручкового перца или невероятно острых соусов. Поэтому в холодильнике, за содержимым которого следила Елена Васильевна, острый перец почти не переводился.
Итак, завтрашнее меню составлено. На десерт — мороженое и желе, любимые слойки с клубникой. Стеблова зашла на кухню и принялась за тесто. Она давно готовила непревзойденные слойки, хотя повозиться с ними решалась не часто. Но завтрашнего гостя она собралась встречать по всем правилам. Елена Васильевна в который раз складывала и снова раскатывала в тонкий пласт тесто, не заметив, что, стоя в дверях кухни, за нею наблюдает Лита. Приняв душ, переодевшись в пижаму, с» тонким блестящим слоем ночного крема на лице, она тихонько стояла, стараясь подольше оставаться незамеченной. Ей нравилось наблюдать за работой Елены Васильевны. Руки проворно делали отточенные движения, ласково прикасаясь к тесту. Положив его в очередной раз в холодильник, Стеблова обернулась и вскрикнула от неожиданности.
— Господи, Лита, вы меня до смерти напугали! Я ведь думала, что я одна.
— Простите, я не хотела. — Лита присела на низенькую табуретку, на которой обычно сидела Елена Васильевна, когда занималась чисткой овощей, переборкой фруктов, ягод или еще какой-нибудь долгой работой, требующей удобства и терпения. — Не могу уснуть.
— Вы сами спугнули свой сон, — заметила Стеблова. — «Лучше не ложиться» кто сказал?
— Каюсь.
«Бессонница! Друг мой! Опять твою руку С протянутым кубком Встречаю в беззвучно-Звенящей ночи».
Лита сложила ладони перед грудью в молитвенном жесте.
— Сколько же у вас стихов в голове? — искренне изумилась Елена Васильевна. — В этом вы с Георгием Ивановичем были как близнецы. От него, бывало, рифмы, так и отскакивают.
— Да, это у нас было обоюдное увлечение. Интересно, будет ли у Жорки такая же потребность? —
— Еще часик хочу позаниматься тестом, а потом оставлю его в покое до утра. Может, налить чайку? Я заварила с листьями смородины — люблю аромат. Хотите попробовать? И я бы с вами выпила:
— С удовольствием. Честно говоря, есть тоже хочется, но не стану, слишком поздно.
— Что же это у вас за ужин был, после которого вы голодная? — удивленно подняла брови Стеблова. — Неужто Иван Георгиевич был настолько невнимателен?
— Да при чем тут это? Не могу я есть, когда переживаю. Вы ведь знаете. Одни, когда нервничают, едят, как удавы, глотают в огромных количествах все равно что. Они должны жевать, заглушая таким образом стресс. У меня все наоборот: не в силах проглотить крошки, когда переживаю. Не знаю, почему я была такой напряженной? Я всегда хотела общаться с детьми Георгия, а когда представился случай, почувствовала себя, как на экзамене.
— Подвигайтесь к столу. Один тоненький бутерброд с арахисовым маслом вам не повредит, а спать будете крепче, — подзывая Литу к столу, заметила Елена Васильевна. Она заботилась о Мартовой с усердием и жертвенностью матери. Лите всегда казалось, что она даже чем-то напоминает ей Киру Сергеевну. Сейчас ей трудно было представить, что первые встречи со Стебловой приводили ее в ужас. Лита не представляла, что сможет найти общий язык с женщиной, от одного взгляда которой хотелось провалиться сквозь землю. Все переменилось. — А вот и чай, не правда ли, аромат божественный?
— Нет слов, — подтвердила Лита, с удовольствием откусывая бутерброд и запивая его теплым чаем. Прожевав, она смогла говорить. — Знаете, Иван производит впечатление очень ранимого человека, это так?
— Да, Ванечка всегда был таким. Мила с более жестким характером. Светлана говорила, что внешне они ее копия, а внутренне — в отца. Только Вани это мало касалось: характером он в мать. Он мягкий, но, надо отдать должное, проявил твердость, когда объявил всем о своем отъезде.
— И как восприняли это родители? — Лита внимательно слушала каждое слово. Она поняла, что ей нужно узнать как можно больше об Иване Мартове. Тогда ей будет легче общаться с ним завтра. Она не должна быть такой же закрепощенной и напряженной, как сегодня в ресторане.
— Георгий Иванович был очень недоволен. Он рассчитывал, что сын захочет продолжить его дело. Хороший программист в банке, работа в оперативном зале — это были бы первые шаги Ивана в сфере бизнеса отца. Потом… Да что теперь говорить. Он не стал чинить препятствий и помог Ивану с отъездом, заключением фиктивного брака и массой других формальностей, требующих связей, средств.
Светлана Ильинична тоже переживала, что сын так стремится из отчего дома. Она спросила Ваню, может ли что-нибудь остановить его? Он ответил: может, но это еще долго не случится, а ему нужно жить сейчас.
— Господи, что же он имел в виду? — ужаснулась Лита.
— Вы правильно догадались. — Елена Васильевна грустно покачала головой. — Иван не хотел жить в тени всемогущего отца. Его ущемляло такое родство. В каком-то смысле это — юношеский максимализм, жестокость, но, как видите, время расставило точки над «i». Иван прекрасно устроился в Америке. У него своя фирма, отличный доход, а что бы из него вышло здесь — вопрос. Зачастую полагаясь на родительскую помощь, чадо совсем сбивается с пути истинного. Сколько случаев вокруг, не приведи господи.