Призрак в Венеции
Шрифт:
Повернувшись снова к его сестре, Нэнси сказала:
— Не могли бы вы, синьора…
— Пожалуйста! Называй меня Анджела, — воскликнула та.
— Скажите, Анджела… А что вы сами думаете о том, что произошло с отцом Тары? Кто-нибудь убил его?
— О мама миа! О Боже! Как вы можете задавать такой вопрос? Откуда мне знать?
— У него были враги? — продолжала допытываться Нэнси. — Знали вы кого-нибудь, кто хотел бы ему зла?
Синьора Спинелли ответила не сразу, она задумалась.
— Нет, — сказала она потом, качая головой.—
Я не знаю таких.
Однако
Тара тем временем перестала плакать, издав последний горестный всхлип, и проговорила сквозь слезы:
— Нэнси… Эта девушка… Она здорово умеет разгадывать всякие тайны… Разные преступления… Вы даже не знаете, она очень известна у нас в Америке. Ее по телевизору показывали.
— Неужели по телевизору? — с изумлением спросила Анджела. — Тогда, наверно, в один прекрасный день она откроет нам, что же на самом деле произошло с твоим дорогим отцом. Не правда ли?
Но уверенности в ее голосе не слышалось, в нем звучало чуть насмешливое сомнение. Или так показалось Нэнси?.. В глазах Джанни оно определенно было…
Отбросив эти мысли, она обняла Тару, помогая ей прийти в себя. Та с благодарностью посмотрела на Нэнси и с еще большей благодарностью обратила свой взор снова на красавца Джанни, который ответил ей взглядом и улыбкой, рассчитанными на немедленное завоевание сердца любой хотя бы мало-мальски чувствительной особы женского пола.
— Я… я думаю, мы можем теперь посмотреть на вещи отца, — сказала Тара негромко и с усилием.
— Разумеется, — откликнулась Анджела. — Сейчас самое время. Пойдемте.
Когда они направились к выходу, Джанни перевел взгляд с лица Тары на Нэнси, и та, к своему удивлению и замешательству, увидела в его глазах неприкрытую чувственность, а в легкой улыбке — приглашение, которое не должно быть отвергнуто, ибо подобное просто еще не случалось и не может случиться никогда…
Нервная дрожь пробежала по телу Нэнси. Как он смеет так смотреть на нее — сейчас, в такой момент, тем более что минуту назад он выказывал сочувствие, даже нежность по отношению к Таре и они выглядели такими естественными и искренними?! Теперь же его взгляд, устремленный на нее, выражал предупреждение о том, что любая девушка, на которую падет его выбор, неминуемо окажется в его власти, будет всецело принадлежать только ему.
«Нет, такому человеку доверять опасно», — решила она, продолжая ощущать холодок в спине. А впрочем, кто знает — может, она все придумывает: от усталости, после бессонной ночи?..
Анджела повела девушек в комнату, которую занимал отец Тары, показала принадлежавшие ему вещи. Их было на удивление мало: совсем немного одежды; в ящике комода — личные бумаги, конверт с фотографиями за несколько лет,
Нэнси, неплохо разбиравшаяся в живописи, сочла его работы достаточно колоритными, красочными и красивыми. Они как бы выражали его вольнолюбивый, склонный к приключениям дух, а также свидетельствовали, так полагала Нэнси, о незаурядном таланте. Однако она не считала, что подобная живопись способна принести коммерческий успех ее создателю, что и подтверждалось всем его образом жизни.
Девушки продолжали еще разглядывать картины, когда Анджела, всплеснув руками, воскликнула:
— Ах, да! Только что вспомнила…
— Вспомнили? Что?
— Твой отец очень хотел, чтобы оно было у вас. Собирался послать по почте, и только этот ужасный случай помешал ему… Aspetta uno momento! Подождите минутку, я сейчас принесу!
Анджела выбежала из комнаты, Нэнси и Тара посмотрели друг на друга: обеих заинтриговала возбужденная речь хозяйки дома. Что мог такого особенного передать ее отец своей единственной дочери?
Девушки с волнением и любопытством ожидали возвращения Анджелы. Что она принесет им?..
ЧЬЯ-ТО ФИГУРА В ПОЛУМРАКЕ
К их удивлению, в руках у Анджелы, когда та вернулась в комнату, был яркий кусок материи. При ближайшем рассмотрении он оказался кухонным фартуком очень приятной расцветки: удачное сочетание голубых, желтых и зеленых тонов.
Рисунок в центре фартука изображал повара в белом колпаке, разбивающего яйцо над сковородкой. Над рисунком стояли слова, написанные по-итальянски: «Per fare una frittata, si deve spaccare un uovo!»
Анджела Спинелли смотрела на Тару с сочувственной улыбкой.
Ты, наверно, удивляешься, почему отец так хотел подарить тебе именно эту вещь? Ответ совсем простой. Не так давно одна миланская фирма по изготовлению посуды предложила ему разработать дизайн для продажи своих новых изделий в американских универсальных магазинах Рольф предложил, чтобы комплект посуды, помимо тарелок, мисок и кружек, обязательно включал домашний фартук. Он сделал эскиз, и заказчик был в восторге… А почему Рольф так хотел послать эту вещь тебе, можешь меня не спрашивать, — добавила она с грустью в голосе.
— Я знаю почему, — сказала Тара, и Нэнси увидела, что на ресницах у нее опять слезы. Папа так любил сам готовить!
— Ах, дорогая! Как ты правильно сказала! Здесь, в Италии, большинство мужчин ни за что не встанут к плите! Им, видите ли, стыдно! Но Рольф любил готовить. Именно любил! Как он делал феттучини! Это такое блюдо из макарон… И эти ваши американские… как они?., гамбургеры, да?
Тара кивнула, вытерла глаза и, перехватив у Анджелы инициативу, продолжила:
— До сих пор помню… Когда была маленькой, еще до того как родители развелись, у нас часто бывали обеды во дворе… вернее, в саду, на даче, которую мы снимали на лето. Отец всегда надевал передник и большой поварской колпак, если начинал готовить, и он так умел шутить… я просто умирала со смеху… И все для того, чтобы повеселить меня и маму!