Призрак японского городового
Шрифт:
Реплика. Очень хорошо вы говорили о том, как сознательно применяли временные и исторические накладки в своем «Ахейском цикле». Потому что если бы все было полностью достоверно с исторической точки зрения, то нам эта картинка визуально была бы абсолютно не близка. У нас сформировалась совсем другая традиция. И тому яркий пример фильм «300 спартанцев».
Реплика. А что значит, как вы сказали, «абсолютно верная с исторической точки зрения»? Историю пишут победители. Поэтому абсолютно верно – это только то, что
Реплика. Имеются в виду материальные остатки культуры.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Тут вопрос стоит по-другому. Вот, говорят, Олди переписали «Махабхарату. Верно или неверно изложили ее события. При чем тут переписали «Махабхарату»?! «Махабхарата» – повод. Писали мы роман о крушении великих империй, в частности, Советского Союза. Я это говорю абсолютно серьезно. О крушении великой империи, ни хорошей, ни плохой, а жестко структурированной, где даже боги вписаны в систему и обязаны подчиняться законам.
ГРОМОВ. Власти у богов много, но на них тоже законы распространяются.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Мы пережили этот крах, и через несколько лет написали «Черного Баламута». А «Махабхарата» – толчок к написанию. Аналог из глухой древности – брат шел на брата, шла гражданская война. Поэтому каждый читает о своем.
ГРОМОВ. Тем более, что археологические находки подтверждают: по крайней мере, какая-то реально глобальная битва приблизительно в те времена была. Битва, после которой индийская культура – индийский Номос – не может оправиться до сих пор.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Если внимательно читать исторический роман, скажем, Мориса Семашко «Маздак» о восстании в древнем Иране под предводительством мага Маздака (мага – в смысле, жреца огнепоклонников) – видишь те же аналогии. Замечательный роман! Крах державы, победа маздакидов, возвращение шаха на престол… Правда, первый Маздак был маленький, с огромным лбом, с бородкой и великолепно выступал на публику. А потом он умер, и появился лже-Маздак – рябоватое лицо, бывший бандит. Железная рука начала править в стране. И народ сразу погнали рыть каналы. А потом появился третий лже-Маздак… И сразу понимаешь, о чем Семашко все-таки пишет. Но это ж надо через исторический слой пролезть в сердцевину…
Реплика. Кстати, это замечательная манера советских писателей писать на самом-то деле не о том. Стругацкие, Ефремов…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Это не фига в кармане. Это традиция. Свифт тоже писал не о лилипутах с лошадьми.
Реплика. Я где-то слышала, что фантастика по сути своей описывает именно реальность, просто захватывая ее с нескольких углов сразу.
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Позволяет с необычной точки зрения рассматривать.
ГРОМОВ. Меняя ракурс.
Реплика. Ах, если бы…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. …Не жизнь была, а песня бы. Для нас фантастика – прием, а не цель. Прием,
Вопрос. Как пришла идея в голову в «Пути Меча» одушевить оружие?
ГРОМОВ. Из опыта общения с оружием, с людьми, которые серьезно занимались боевыми искусствами. Фехтовальное прошлое и у нас есть – сабля у Олега, шпага у меня – но мы знакомы со специалистами гораздо более высокого класса. Из работы с «оружейной» культурой человечества – вспомните, сколько мечам давалось имен, какое было отношение европейского рыцаря, японского самурая и арабского воина к своим клинкам! От всего этого до идеи одушевления оружия – один шаг.
Реплика. Основная философия этого оружия – не убивать, не причинять вред. Противоположность как бы…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Это естественно: оружие бережет людей, которые его носят. Мы же стараемся не убивать лошадей лишний раз?
Вопрос. А смысл предназначения оружия тогда?
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. Минуточку! Если оружие самодостаточно и разумно, то ему убивать людей вообще незачем. На смену грубому насилию приходит эстетика.
ГРОМОВ. Самосовершенствование. Искусство «беседы» – совершенствование себя и своего «придатка»-человека. Собственно говоря, смысл в достижении совершенства.
Реплика. Мне в свое время показалось, что эта книга про субъектно-инструментальные отношения. Мы с чем-то взаимодействуем, оценивая его как объект, инструмент, а оно – хрясь! – и вдруг субъект. И теперь оно нас использует как инструмент и тоже не понимает, что за этим инструментом кто-то есть.
ГРОМОВ. «Ну, ладно, а меня-то за что?» – называется.
(смех в зале)
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. В этом, пожалуй, главная проблема нынешнего общения. Нет живого лица, нет субъектности, все – инструменты. Вот общение совсем по-другому и строится. Особенно в условиях информационной войны и ведения активных пропагандистских кампаний. Когда мы полагаем, что мы – субъекты, мы уверены в этом, но жестоко заблуждаемся. Мы – объекты воздействия.
ГРОМОВ. У меня же есть единственное и правильное мнение? Я его высказываю много и часто, я пытаюсь убедить в нем других. Значит, я – субъект: я высказываю свое мнение и пытаюсь его привить другим. А мнение-то не вполне свое…
ЛАДЫЖЕНСКИЙ. И где-то в тихом кабинете работает дюжина профессионалов, которые знают, что мы все – объекты. Эти профи строят работу не на наших личностных категориях, а на массе, феномене толпы. Они сразу десять тысяч человек накрывают своей информационной волной. Это их задача: после такой атаки мы – уже давно не субъекты, но должны быть уверены, что субъекты. Закон пропаганды так работает. Кстати, если человек – объект, но уверен, что субъект, с этой минуты с ним нельзя спорить. Вообще, в принципе.