Призрак
Шрифт:
— Восьмом.
— Тысяча девятьсот семьдесят восьмой год! Вот это было время! Читая книгу, я чувствовал, как оно возвращалось ко мне!
— Сохраните это настроение до завтрашнего утра, — попросил я его.
— Как прошла беседа? — провожая меня к двери, спросила Амелия.
— Я думаю, нормально. Очень по-дружески. Он даже несколько раз назвал меня парнем.
— Да, он всегда так делает, когда не может вспомнить имя собеседника.
— Завтра утром мне понадобится комната,
Я поднял руку, отсекая ее возражения.
— Да, мне известно, что текст нельзя выносить из здания. Но я собираюсь вставлять в него новый материал. Книгу придется полностью переписать, чтобы она хотя бы смутно напоминала мемуары живого человека.
Амелия быстро записала мои требования в свой черно-красный блокнот.
— Что-нибудь еще?
— Как насчет ужина?
— Спокойной ночи, — холодно сказала она и закрыла за мной дверь.
Один из телохранителей Лэнга отвез меня обратно в Эдгартаун. Он был таким же угрюмым, как и его коллега у ворот.
— Надеюсь, вы быстро напишете эту книжку, — сказал он. — Мы с парнями уже запарились жить в этой глуши.
Он высадил меня у отеля и сказал, что заберет завтра утром. Едва я успел открыть дверь в свою комнату, как зазвонил телефон. На линии была Кэт.
— Ты в порядке? — спросила она. — Я получила твое сообщение. Меня обеспокоил твой голос. Он звучал очень странно.
— Да? Извини. У меня все нормально.
Мне жутко хотелось спросить, где она находилась в тот момент, когда я звонил ей по телефону.
— И что? Ты встретился с ним?
— Встретился. Я только что приехал от него.
— Ну? Как все было?
Не дав сказать мне ни слова, она предупредила:
— Только не говори свое любимое: «Очаровательно».
Я кратко отвел телефон от уха и показал ей средний палец.
— А ты умеешь пользоваться моментом, — продолжала она. — Надеюсь, тебе попадались на глаза вчерашние газеты? Похоже, ты создал прецедент — первый зафиксированный случай, когда крыса забирается на борт тонущего судна.
— Да, я видел газеты.
Мой голос прозвучал излишне настороженно.
— И я собираюсь расспросить его о том случае.
— Когда?
— Когда наступит подходящий момент.
Она издала шумный возглас, в котором соединились веселье, ярость, презрение и недоверие.
— О, да! Спроси его!Спроси, зачем ему понадобилось незаконно похищать британских граждан, вывозить их в другую страну и передавать в руки палачей. Спроси, знает ли он о пытках, которые агенты ЦРУ применяют во время допросов. Спроси его, что он планирует сказать вдове и детям человека, который умер от сердечного приступа…
—
— Я начала встречаться с другим человеком, — сказала она.
— Поздравляю, — ответил я и отключил телефон.
После этого мне оставалось лишь спуститься в бар, чтобы немного успокоить нервы. Помещение было декорировано под старую харчевню, куда бы капитан Эхаб мог заскочить в конце трудного дня, проведенного за китобойной пушкой. Столы и сиденья, сделанные из старых бочек, гармонировали с античным неводом и ловушками для лобстеров, которые висели на деревянных стенах. Парусные шхуны в бутылках чередовались с фотографиями парней, гордо державших в руках свой впечатляющий улов. Эти рыболовы были теперь такими же мертвыми, как и их рыбы, подумал я. Мрачный юмор слегка разогнал мое тоскливое настроение. Большой телевизор над стойкой бара показывал хоккейный матч. Заказав себе пива и чашку вареных моллюсков, я сел за столик, откуда был виден экран. Хоккей меня мало интересовал, но спорт всегда помогает забыться на время, поэтому я тупо смотрел на то, что имелось в наличии.
— Вы англичанин? — спросил мужчина, сидевший за столиком в углу.
Наверное, он услышал мой заказ. Кроме нас двоих, в баре больше никого не было.
— Как и вы, — ответил я.
— Значит, мы соотечественники. Вы сюда на отдых?
Мне не понравился его панибратский тон — типа «эй, паренек, подкинь-ка мой мяч для гольфа». Его полосатая рубашка с потрепанным отложным воротником, спортивная двубортная куртка, тусклые медные пуговицы и синий носовой платок, торчавший в верхнем кармане, — все это мигало скукой, как маяк Эдгартауна.
— Нет, на работу.
Я продолжал следить за игрой.
— А чем вы занимаетесь?
Он держал в руке бокал, в котором плавали кубики льда и кружочек лимона. Интересно, что он пил? Водку с тоником? Или джин? Я отчаянно пытался не поддерживать беседу с ним.
— Разными делами. Извините.
Я встал, прошел в туалет и вымыл руки. Из зеркала на меня смотрел человек, которому удалось поспать лишь шесть часов из прошлых сорока. Когда я вернулся в бар, на моем столе стояла чашка с моллюсками. Я заказал напиток, но подчеркнуто не стал покупать выпивку для моего земляка.
Какое-то время он молча наблюдал за мной, а затем многозначительно сказал:
— Говорят, что Адам Лэнг на острове.
Я повернулся и посмотрел на него. Ему было около сорока пяти лет. Стройный, сильный, широкоплечий мужчина. Серые, с металлическим оттенком, волосы зачесаны назад. В нем чувствовалась военная выправка, но такого тусклого и неопрятного качества, словно он в своей жизни в основном полагался на пищевые пакеты для ветеранов от общества милосердия.
— Да? — спросил я бесстрастным тоном. — Он здесь?