Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник)
Шрифт:
– Он хочет рассказать про район Таито, – стал переводить быструю речь друга Каору. – Здесь действительно произошла одна неприятная история. В парке Уэно…
– Уэно… – повторил Хироси и стал показывать в сторону залитого дождем окна.
Саньку снова показалось, что за стеной воды кто-то стоит. Но он отвернулся. Если где-то кто-то кого-то ждет, то это его дело, не Санька.
– Уэно! – в третий раз произнес Хироси, вглядываясь в лица собеседников. Сам был серьезен, глаза сузил, губы поджал.
Санёк ждал, что японец сейчас рассмеется. Их
– Это старый парк, самый известный в городе. Ему сто сорок пять лет. Раньше парк принадлежал императорской семье.
Вадя солидно качал головой, словно понимал, что кроется за словосочетанием «императорская семья». Ничего он, конечно, не понимал. Ему что семья императора, что семья слонов, и те и другие любят на травке поваляться.
– Там все есть. Четыре музея есть, зоопарк есть, концертный зал. И даже институт есть, искусств. А еще в нашем районе есть старый-старый храм, Сэнсо-дзи, а рядом с ним древний квартал гейш. В этом-то квартале и жила Садако. Сто лет назад это было. Она жила в Асакуса и ходила в храм Сэнсо-дзи. – Для наглядности Хироси руками стал показывать, как все могло быть. – И туда же, в этот храм, ходил начинающий художник Ёкояма Тайкан.
Санёк зажмурился, мгновенно путаясь в сложных именах. Яма-дзи, парк, гейши… Чего он там упустил?
– Есть такой художник, – совсем другим тоном сообщил Каору, останавливая приятеля. – Очень известный. Где-то здесь его музей. Он в доме, где художник жил. – И повторил: – Очень известный. Его картины все знают.
– И куда переехал? – с недоверием спросил Илья, отрываясь от игры. Телефон в его руках недовольно попискивал.
– Никуда не переехал. Умер. Семьдесят лет как умер.
Илья с пониманием кивнул и вернулся к своим занятиям. Что ж, умер… бывает. Особенно в Японии.
Хироси немного подождал, ожидая, что еще скажет Илья, но тот больше не отвлекался, поэтому рассказ потек дальше.
– И вот художник заметил Садако. Очень она ему понравилась. И решил он написать ее портрет. Долго работал художник, но все у него не получалось. Тогда он попросил Садако попозировать ему. Встречались они как раз в парке Уэно. Через месяц у Тайкана портрет был готов. Но когда Садако увидела картину, то очень удивилась. Там не было ее. Там была нарисована снежная гора, а вокруг нее летела журавлиная стая. Один журавль вырвался вперед. Он летел, чуть приподняв голову. Очень красивая была картина. Но с Садако после того, как она увидела картину, что-то сделалось. Она вдруг загрустила, ушла в глубь парка и не вернулась. Тайкан искал ее повсюду. В квартале гейш ему сказали, что она пропала. В храм Садако тоже больше не заходила. Художник решил, что девушке не понравилась картина и она уехала.
– Вот дурак, – прошептал Вадя, прижимая к щеке бутылку.
– Он тосковал по Садако, – продолжил Каору. – Часто ходил в парк, сидел на том месте, где видел ее последний
– И что же, так ей никто своей души и не отдал? – тихо спросил Вадя.
Санёк от раздражения пнул его ногой:
– Если такой жалостливый, беги и спаси ее.
– Садако можно видеть в дождливую погоду, – уже от себя добавил Каору. – Она всегда ходит без зонтика. Длинные мокрые черные волосы облепляют ее тело.
Некстати в голову полезли кадры из фильма «Звонок». Какие-то они здесь все мокрые и с распущенными волосами.
– Ты все еще хочешь сходить в этот парк? – с усмешкой спросила Шишкина.
Кристинка мотнула головой – сначала отрицательно, потом утвердительно и тут же снова затрясла ею, отказываясь.
– Чего ты стесняешься? Может, у тебя две души? Заодно и проверим.
– А зачем он так поступил? – прошептала впечатлительная Анель.
– Он не хотел. Так получилось. Он был талантливый художник и очень любил Садако.
Гайрайго заговорила неожиданно. Она сидела в глубине дивана, не шевелилась, и про нее забыли. А тут вдруг восстала из небытия.
– Ханако! – воскликнула она. – Ханако!
И добавила еще несколько японских слов.
– Она говорит, что, если случится беда, надо звать Ханако, – перевел Каору.
Гайрайго замолчала, плотно сжав губы. Больше ничего добавлять она не собиралась.
– Это про то же самое? – уточнил Вадя.
– Ты чего, не понял? – толкнула его Шишкина. – Это уже другое!
– Но тогда у них будет еще одна история! – Вадя кивнул на крайнюю свечу, под которой сидел.
– Не все ли равно? – прошептала Кристина, шмыгнув носом.
– А как же свечи? – не унимался Вадя и с хрустом открыл бутылочку. Остатки воды в ней были уже подозрительно взбаламучены странной взвесью, но он все равно собрался ее пить – поднес горлышко к губам.
– Да иди ты со своими свечами!
Раздраженная Шишкина накинулась на Вадю. Бутылочка выкатилась у него из рук, разбрызгивая свое скудное содержимое по Вадиной одежде.
– Ну, блин! – взвился Вадя.
– Чего Ханако-то? – как ни в чем ни бывало спросила Шишкина.
– Ну, ты вообще что ли? – возмущался Вадя, горестно глядя на свои залитые штаны и футболку. Шишкина к нему даже головы не повернула.
– Ханако! – как заведенная повторила Гайрайго. И улыбнулась. Анель тихо охнула.