Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник)

Усачева Елена Александровна

– Сама она… сложная, – пробормотал Вадя, стеночкой пробирающийся из номера.

– Не хотела испугать, не хотела, – успокаивал Каору.

Гайрайго продемонстрировала ровный ряд зубов. Ой, лучше бы она это не делала.

– Гот, что ли? – кивнул в ее сторону Санёк.

– Они потом в клуб пойдут работать, – объяснил Каору. – А пока с нами поиграют.

– И как она не уплыла в своей бижутерии? – проворчал Санёк.

Тяжело было осознавать, что ты испугался. Как девчонка. Как Вадя, приравниваемый к девчонкам. Ну, ничего, он им такую страшилку забабахает. Сами испугаются.

– Дождь – хорошо, –

заевшей пластинкой пропел Каору и заспешил по коридору.

За ним длинноногой цаплей выступал Хироси. Он все время строил рожицы – то супя брови, то показывая зубы, то жмуря глаза. Видать, был рад сегодняшнему дню. Санёк тоже был рад. Очень. И чем дальше – тем больше.

– Ви надёлго? – прошептали у Санька под боком.

Гайрайго шла на почтительном расстоянии и говорила еле слышно. Санёк знал, что она за ним идет, но все равно вздрогнул, словно со спины подкрался кто-то неизвестный и…

– На неделю, – буркнул Санёк, передергивая плечами, заставляя разбушевавшиеся мурашки отправиться куда подальше. И тут же встретился с вздернутой бровкой, прищуренным сумасшедшим глазом.

Вспомнил! Говорить надо – четко, смотреть – на собеседника. Масса условностей – как говорить, как стоять, как вести себя. Например, они очень уважают жизненное пространство. Никогда не будут говорить по телефону, если вокруг люди. Если чихают, никто не кинется желать здоровья. Даже в толпе они ухитряются идти, не задевая друг друга. Но при этом они всегда вместе. Коллективное сознание. Рис сеять в одиночку нельзя.

Вспомнив все это, Санёк решил показать воспитанность и разнообразить ответ.

– На неделю мы, – крикнул Санёк, боясь, что его не поймут. – Премировали. За хорошее выступление. А вы что танцуете?

– Данс, – закивала Гайрайго. – Кам!

– А где танцуете? – старательно поддерживал беседу Санёк.

О танцах он мог говорить часами. И танцевать. Точно! Вот почему скучно, они уже три дня не репетировали. Надо было ехать с выступлениями, а не просто так.

– Клаб.

Гайрайго была немногословна. Или не так хорошо говорила по-русски, чтобы свободно болтать. Или?.. Да черт с ним, с «или». Что он с ней, говорить, что ли, будет?

Но мысль о танце зацепила. Хотелось посмотреть. Хотелось самому выступить.

Лифт бесшумный. На первом этаже никого. Странная вещь. На улице не протолкнешься. Когда на перекрестке загорается зеленый свет, идет толпа на толпу. А в гостинице тишина и пустота. Даже на завтраке все сидят так, как будто их нет.

За дверями дождь. Тот самый… обама, освежающий зеленую листву. На диванах около лобби-бара девчонки. Заботливый администратор отгородил их от длинного коридора деревянной трехстворчатой черной ширмой.

– О! Какие люди! – протянула Шишкина, перегибаясь через низкую спинку дивана. Ее длинное лошадиное лицо в полумраке выглядело особенно неприятно. Светлые волосы коснулись пола. Специально распустила, чтобы покрасоваться. Сейчас ей Алиска вставит. – Что вы делали?

– Монстров мочили, – буркнул Санёк.

Девчонки захихикали. Дуры. Вцепились в слово «мочить» и стали кивать на окно.

Девчонки у них в танцевальном коллективе «Ласточка» – сила. Солистка – Юлька Шишкина, долговязая, лицо с крупными чертами – гордится своей длиннющей шевелюрой. Ей в затылок дышит Кристя Васильева,

мечтает быть на месте Юльки. Ростом не вышла, и двигается она не так хорошо. А потом – у Юльки лицо запоминающееся, а Кристя – отвернешься, забудешь, с кем говорил. Даша Абрамова и тихая Анель Хусаитова – вторая и третья линии. Они ни с кем не спорят, просто танцуют. У Анель блестящие черные волосы, а у Дашки короткий ежик светлых волос. Алиса ее за это ругает – у танцовщицы должны быть длинные волосы, чтобы удобно было собирать в разные прически, но Дашка упрямится. Она и в танце такая же – упрямая, но без фантазий. Вот и сейчас – пришла, села, молчит, смотрит в пол. Муравейник.

– Гайрайго! – гортанно позвал Хироси, и японка с готовностью полезла в свою сумку.

Пока она стояла, опустив глаза, копаясь в своем портфеле, легким шелестом прошло обсуждение ее наряда. А потом японка выпрямилась. Улыбнулась. В руке связка свечей. Белых. Таких же, как и ее глаза.

Шишкина свалилась с дивана, дохлыми змеями за ней поползли волосы. Дашка с Кристи ахнули, а Хусеитова закусила губу.

– Чего орете? – ступил за ширму Вадя. – Это линзы!

Он по-деловому прошел вдоль диванов, устроился между девчонками, брезгливо отодвинув шишкинские волосы. Чистый король. Еще бы! Принес ценную информацию и всех спас. Но девчонок это не успокоило. Шишкина возмущенно цокала языком, смотрела оценивающе. Вслед за ней Абрамова тоже бросала осуждающие взгляды. Анелька с сожалением качала головой. Санёк довольно хмыкнул: наблюдать за их девчонками – одно удовольствие. В зоопарк ходить не надо.

– Гайрайго, проходи, садись, – покровительственно произнес Санёк. – Это наши девчонки. Дуры редкостные, но для игры сойдут.

Шишкина возмущенно фыркнула, пропуская мимо себя японку. Она села на самый краешек дивана напротив.

– Это Шишкина, краса и гордость «Ласточек», – представил солистку Санёк. Юлька демонстративно отвернулась. – Дальше Дашка, Кристя, Анелька, – показывал он специально не на тех. – А это победитель драконов Вадик, – кивнул он на соседа по номеру. – И я – солист Большого театра, звезда и все такое – Санёк.

Девчонки зааплодировали. Санёк поклонился. Гайрайго наградила его ужасающей улыбкой.

– Зажигалка у кого есть? – хмуро перебил представление Вадя, ловко переводя внимание на себя. Он отобрал у Хироси свечи и стал заполнять ими подсвечники. Треножники стояли за диванами, как будто здесь каждый вечер играли в «Поведай страшилку» или «Убей приятеля своим рассказом».

Освобожденный от дела Хироси с любопытством оглядел собравшихся. Шишкина кокетливо подобрала свои волосы и стала, как бы в рассеянности, заплетать кончики в косичку. А потом расплетать. Снова заплетать.

– А они тоже будут с нами играть? – громким шепотом спросила чернобровая Анель, глядя на лучезарно улыбающегося Хироси.

Парень был, конечно, потрясающий. То улыбался, то хмурился, то шерил рот в оскале, то морщил нос, то лукаво подмигивал.

– Будут, будут, – закивал Каору. – Один кайдан вы, один мы.

Санёк невольно хихикнул – за столько дней он еще не привык к его акценту! Выпевая каждое слово, он как будто добавлял ему дополнительно еще несколько значений. И вот уже простое «будут» превращалось в длинную змею, спустившую хвост с ветки баобаба.