Призраки Эхо
Шрифт:
Княжич тоже оценил и янтарный оттенок стянутых в строгий узел волос, и лучистый блеск глаз, и достоинства ладной фигуры, которые и не думал скрывать обтягивающий комбинезон. Все-таки женщин надзвездных краев не просто так считали богинями. Разве только цвет кожи Кристин Левенталь выглядел чересчур бледным, и под глазами залегали глубокие тени. Но ведь девушка родилась и выросла в мире, незнакомом с солнечным светом, и недавно совершила изнурительный переход.
— Хорошо, что предупредил, Марки, — осклабился пират, со смаком облизывая
В танке у охотников нашлись не только концентраты, но и мясные консервы местного производства, дразнившие Синеглаза дивными запахами.
— Потому и предупредил, что замашки твои лучше, чем кто-либо из присутствующих, знаю, — кивнул конструктор, переводя взгляд с пирата на занятую пациентами дочь.
Следовало заметить, что, хотя старые товарищи общались настолько просто и непринужденно, будто расстались лишь вчера, каждый пытался показать свою значимость, а заодно прощупать почву, словно пробирался между камней по дну илистой реки.
— Ты еще, Марки, скажи, что у тебя уже и внуки есть, — добродушно поддел друга Шварценберг, наблюдая, как Кристин хлопочет возле Синеглаза, обрабатывая антисептиком его синяки и ссадины.
Поначалу княжич хотел возмутиться: маленький он, что ли, чтобы над ним квохтать? Переломов и вывихов нет, а остальное и само собой заживет. Но руки Кристин успокаивающе пахли травами, а прикосновения снимали боль лучше всяких лекарств. В конце концов, даже взрослым воинам требовалось немножечко тепла и заботы.
— Внукам порадоваться пока не довелось, — развел руками Левенталь. — Но, если выберемся из этой передряги, все возможно.
Он указал на ладного кудрявого бойца, который, разложив на приборной панели замысловатое операторское оборудование, увлеченно копался в коде системы. Шаман следил за его действиями едва ли не с благоговением, временами забывая дышать.
На лице Шварценберга появилось давешнее выражение неприкрытой неприязни. Будто мясо оказалось протухшим, а горячий, тонизирующий напиток, который вестники называли кофе, превратился в жижу гнилых болот. Этот человек, несомненно, был ему знаком.
В это время боец обернулся, чтобы бросить взгляд в сторону Кристин, и Синеглаз тоже узнал в нем возмужавшего пасынка Семена Александровича, знаменитого Пабло Гарсиа.
— А я тебя, Задира, предупреждал, — усмехнулся Левенталь, явно наслаждаясь произведенным впечатлением. — Наш оператор — парень горячий.
— Ты бы, Марки, прежде чем вести речь о внуках, сначала убедился, что твоему будущему зятю в плену ничего не оторвали, — пытаясь за привычной похабщиной скрыть досаду, сердито буркнул Шварценберг. — Их же тогда с Командором на Раване, кажется, отымели во все дыры. Видел я их сразу после освобождения — в гроб краше кладут.
Синеглаз подумал, что в Сольсуране за подобные слова, да еще сказанные в присутствии любимой женщины, воины травяных лесов спрашивают с обидчиков кровью. Пабло Гарсиа тоже вскинулся, чтобы
— Насколько мне известно, — проговорил он невозмутимо, — эти замордованные пленники тоже неплохо поимели тогда весь Альянс, сломав хребет «Панна Моти». А насчет всего остального Кристин виднее. Ты же знаешь, современная молодежь нашего мнения не спрашивает.
— Если бы этот гусь пролетный взломал мне код от «Эсперансы», — примирительно проговорил Шварценберг, — я бы ему не только Кристин — свою дочь отдал, которой у меня, впрочем, нет.
Хотя Кристин благоразумно сделала вид, будто ничего не расслышала, озорной взгляд, которым она обменялась с оператором, красноречиво говорил о том, что идея пирата ей по душе. Мать на отца, увы, никогда так не смотрела, опасаясь лишний раз глаза поднять. Зато маленькая царевна нередко так поглядывала на Синеглаза, одобряя его шалости и идеи совместных проделок.
— Хочу тебе напомнить, Задира, — сверкнул огненными карими глазами конструктор, — что «Эсперанса» — это мой корабль.
— На который ты все равно не можешь попасть, — парировал пират. — Не переживай, Марки, у меня и «Нагльфар» пока на ходу, его бы только слегка подзарядить. Если ты поможешь мне перекачать в мои емкости энергию из аккумуляторов «Эсперансы», я, так уж и быть, возьму на борт не только тебя с твоей куколкой, но даже этого фраера из межсети. Хотя, заметь, с псами Содружества мне связываться нет никакого резона, мне совсем не улыбается, чтобы в мою систему, как в прошлый раз, жучков-червячков навешали.
Синеглаз, которому Эркюль после осмотра торжественно вручил банку консервов, едва не подавился попавшимся ему слишком жилистым куском. Подобной наглости он даже от Шварценберга не ожидал.
— Саавиле, а ты вообще в курсе, что из системы Эхо не смог выбраться еще ни один корабль?
Оказывается, Левенталя все-таки можно было удивить.
— Ну, ты же для чего-то перестраивал «Эсперансу», — мигом вспылил Шварценберг. — Я сорок лет в большом космосе и выбирался из таких кротовин, которые считали непроходимыми даже Семма-ии-Ргла. Да и «Нагльфар» далеко не такая рухлядь, как может показаться на первый взгляд. Ты смотри, Марки, я предложил, но могу и передумать. Ты мне еще не объяснил, для чего тебе понадобилась эта полудохлая шмара, которую тут величают принцессой Савирти. Решил тоже на старости разбогатеть?
— Мое богатство пока со мной, — с достоинством отозвался Маркус Левенталь, подняв руку к седовласой голове, а потом красноречивым жестом указав на Кристин и Пабло Гарсиа. — А еще на этой планете есть город, за который я считаю себя в ответе. Поэтому, хотя на «Эсперансу» я тебе попасть помогу, а вот твоим щедрым предложением вряд ли воспользуюсь. И даже буду рад, если ты не только покинешь систему, но и увезешь отсюда принцессу Савитри.
Шварценберг разразился чередой невнятных междометий.