Призраки Гойи

Каррьер Жан-Клод

Оказавшись на улице, Гойя увидел, как солдаты ведут, подгоняя прикладами, семь-восемь девиц со связанными за спиной руками, к стоящим поблизости повозкам. Улица была перегорожена с обеих сторон, ставни с грохотом закрывались, а охваченные смятением женщины бегали от одного кордона к другому, а затем возвращались. Это напомнило художнику осеннюю охоту в сельской местности.

Он спросил у помощника, что происходит. Это облава, ответил Ансельмо, широко открывая губы. Облава. Он уже навел справки. Так говорили все в округе. Но облава на кого, для чего? Они ловят проституток, объяснили им.

Всех кабацких девок, всех шлюх, солдаты их арестовывают. Всех мадридских шлюх? Нет, это не факт. Никто не мог сказать наверняка. Во всяком случае, всех, кто промышляет в этом квартале.

Все мадридские шлюхи, заметил какой-то прохожий, это же целая прорва народу.

— Но зачем это? — спросил Гойя. — Что с ними будут делать?

— Отправят в Америку, — сказала одна женщина.

— В Америку?

— Может, их там не хватает.

— Шлюх?

— Да нет, женщин.

Обычай посылать женщин в другие части света существовал уже давно, и не только в Испании. При этом убивали сразу двух зайцев: таким образом европейские страны избавлялись от девиц легкого поведения и распутных женщин, что улучшало моральный облик данных стран. А также, в соответствии с евангельскими заповедями и на радость церковникам, отделяли зерна от плевел.

С другой стороны, этих женщин ждали одинокие мужчины, которые нуждались в них, чтобы кто-то вел их хозяйство, и даже готовы были создать с ними семью, завести детей. Когда женщин привозили, мужчины, встречавшие их на пристани, бросали жребий, и каждый уходил с той, которую посылала ему судьба. Даму отдавали кавалеру при условии, что он заранее внесет денежный взнос за издержки по ее перевозке.

На Антильских островах, в Мексике и даже в Соединенных Штатах было немало весьма почтенных семей, возникших благодаря лотерее.

Разумеется, мужчина мог отказаться. В таком случае ему не предоставляли права сделать повторный выбор, и он уходил один. Женщины, на которых не находилось покупателей, до конца своих дней влачили жалкое существование, моя полы в каком-нибудь учреждении, больнице, конторе или на хлопковой плантации, работая вместе с неграми и становясь такими же бесправными рабами.

Гойя принялся бегать по улице под дождем, крича во все горло имя Алисия. Ему показалось, что он заметил девушку в одной из повозок, уезжавшей первой. Он бросился к этой повозке, попытался растолкать двух молодых солдат, получил удар прикладом в правый висок и упал. Помощник Гойи подоспел как раз вовремя: он помог художнику подняться, а также спас его ноги, едва не угодившие под колеса второй повозки, забитой связанными женщинами, которые кричали и плакали.

Гойя спросил у Ансельмо, подобрав свою шляпу:

— Где она? Ты ее видел?

Нет, Ансельмо не видел Алисию. Дуэнья тоже везде искала девушку, выкрикивая ее имя. Вероятно, ее уже увезли, еще в первой группе.

Мужчины вернулись к коляске, стоявшей на другой улице. Гойя слегка шатался, и тонкая струйка крови текла по его щеке. Ансельмо открыл перед ним дверцу и опустил подножку, чтобы он смог забраться внутрь и перевести дух.

Коляска оказалась пустой. Гойя разозлился и напустился на кучера, который должен был помешать Инес уйти. Тот укрывался от дождя в вестибюле

соседнего здания.

— Я же велел тебе за ней следить!

— Да я пытался ее удержать! — оправдывался кучер. — Я говорил, чтобы она сидела здесь и ждала вас! Но она была такой…

Мужчина сделал весьма красноречивый жест, понятный на всех языках. Инес была сумасшедшей: стоило ли пытаться ее вразумить?

— Именно поэтому я сказал тебе за ней присматривать! — кричал Гойя. — Иначе я мог бы обойтись без тебя! Где мне теперь ее искать?

Он сел на обочину тротуара, обхватив голову руками.

Выйдя из коляски, Инес пошла туда, откуда доносился шум, и где царило оживление. Из-за всеобщего переполоха никто не обратил на эту несчастную внимания, никто не остановил ее и ни о чем не спросил. Женщина с неподвижным взглядом и по-прежнему искривленным ртом, похожая на безобидного, не представляющего интереса призрака, медленно прошла сквозь ряды солдат. От дождя, струившегося по шее Инес, ее волосы липли к впалым щекам.

По пути ей встретилась повозка, забитая проститутками, среди которых могла быть и Алисия. Инес даже не взглянула в их сторону.

Пройдя вдоль фасада «Трабуко», она на миг остановилась у двери, словно к чему-то прислушиваясь, и зашла в таверну. Стоял один из июньских дней, время приближалось к семи. Было еще светло.

Внутри, в почти пустом зале, две пожилые женщины перевязывали стонущего раненого мужчину. Двое полицейских стоя ели ветчину у стойки, молча попивая красное вино. Хозяин расставлял опрокинутые скамейки и тихо проклинал всех святых, этих сукиных детей.

Инес со своим узелком из дома умалишенных прошла через зал, волоча ноги, ступая по битому стеклу. В глубине, под скамейкой, прямо на полу она, наконец, нашла то, что давно искала: брошенного всеми ребенка Росарио. Он перестал плакать и крепко спал.

Женщина наклонилась и нежно взяла найденыша на руки, словно он ждал только ее, здесь и сейчас. Поправив пеленки, в которые был закутан малютка, она прошла через весь зал в противоположном направлении.

Никто ни о чем ее не спросил. С младенцем на руках и узелком на плече Инес побрела по улицам Мадрида.

17

Вернувшись домой, Гойя застал жену в постели. Он попросил быстро обмыть ему лицо и сделать перевязку. Затем, примерно в половине девятого, художник велел своему кучеру отвезти его во дворец правосудия одного, без Ансельмо, и, прибыв туда, заявил, что должен встретиться с Лоренсо. По неотложному и важному делу, сказал он охранникам. Ему пришлось немного подождать у главного хода.

Здесь тоже царило оживление, входили и выходили солдаты, а офицеры отдавали приказы, которые Гойя не мог услышать. Впрочем, уже несколько лет он даже не пытался прислушиваться к окружающим звукам, довольствуясь безмолвием. Теперь к нему приходили образы, которые прятались от звуков, которые он слышал раньше.

На город медленно опускалась ночь, и Гойя смотрел на подъезжающие повозки, накрытые брезентом. Слуги деловито переносили туда папки, мебель, столовое серебро, даже картины и складывали всё это впопыхах.