Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
— Я и тут под неусыпным наблюдением, — грустно вздохнул Старк. — У профессора Хольмана я мог говорить все что вздумается. А сейчас… — Он развел руками.
— Извините! Сеньор Мун, вас просят к телефону. — По лестнице бежал дон Бенитес.
— Хорошо, иду.
— Только не забудьте, что я жду вас, — напомнил профессор Старк.
Мун немного удивился, когда дон Бенитес, вместо того чтобы поставить телефон на прилавок, втолкнул его в свой тесный закуток.
— Лучше, чтобы никто не слышал, — объяснил он еле уловимым голосом. — Это Билль Ритчи.
— Из Мадрида?
— Нет. У него для вас
Мун взял телефонную трубку.
— Это вы, мистер Мун? — раздался взволнованный голос Ритчи.
— Да, я вас слушаю.
— Я в Малаге. Приезжайте сюда. Я не один.
— С вами приехала Гвендолин? — Как бы Мун ни был уверен, что донесение Роберто Лимы предлог, чтобы выманить его из Панотароса, бессвязные слова старого актера можно было истолковать только таким образом.
— Нет, вас обманули. Я сидел весь вечер в этом кабаке. Ну, «У семи разбойников» на площади Пуэрта-дель-Соль. Гвендолин не пришла. Как вы мне велели, я расспросил официантов, хозяина, даже посетителей. Такой и в помине там не было. На всякий случай я еще раз зашел сегодня перед отлетом. Вижу — доктор. Совершенно пьян. Судя по тому, как он швырял деньги на стойку, доктор здорово разбогател.
— Какой доктор? — Муну даже показалось, что пьян скорее сам Билль Ритчи.
— Ну тот, который лечил меня бесплатно. Помните, я вам о нем рассказывал много хорошего.
«Доктор Энкарно?» — чуть не вырвалось у Муна. Но он сдержался и лишь прошептал:
— Он узнал вас?
Сердце лихорадочно билось. Слова Билля Ритчи при всей их намеренной уклончивости ни к кому иному, кроме доктора Энкарно, не могли относиться.
— Сначала не узнал, он был очень пьян. А потом…
— Что потом? Что потом? — судорожно повторял Мун, а в голове звенела одна настойчивая мысль: «Надо лететь в Мадрид, разыскать там доктора Энкарно. Лететь! Немедленно!»
Билль Ритчи все не отвечал. Наконец после целой вечности в трубке раздался чужой голос:
— Сеньор Мун? Будьте вечером на крепостном валу. Мы вас там найдем.
И тогда Мун скорее чутьем, чем разумом, понял, что ехать в Мадрид незачем.
…Номер профессора выходил на площадь. На ней сооружали что-то наподобие триумфальной арки, стук топоров все время врывался в их беседу. Профессор тоже курил сигары, и Мун с удовольствием воспользовался его бразильскими «Супериор». Извлеченная из чемодана бутылка «Наполеона» способствовала установлению непринужденной атмосферы. Но как только Мун заговорил о радиоактивности, профессор с улыбкой сослался на военную тайну.
— Единственное, что могу вам сказать: вместе со мной прибыла самая совершенная аппаратура, когда-либо использованная для обнаружения зараженных частиц. Такая же находилась на борту самолета «Глоб-мастер», потерпевшего несколько дней назад аварию в горах.
Постепенно беседа приняла теоретический характер.
— Лучевая болезнь еще мало изучена, и против нее нет эффективных средств. Пересадка костного мозга, примененная французами для спасения югославских ученых, не всегда дает положительные результаты. Люди умирают и будут умирать до тех пор, пока не добьются абсолютного запрета любых испытаний ядерного оружия.
— А Панотарос? — Мун надеялся, что коньяк развяжет профессору
— Прошу без провокаций. — Профессор понимающе улыбнулся. — Видите ли, серьезной опасности в данном случае подвергался только тот, кто находился в непосредственной близости от расколовшейся бомбы, причем достаточный срок, чтобы гамма-лучи оказали свое воздействие.
— Вы что-нибудь понимаете в отравлениях? — внезапно спросил Мун.
— Не больше любого врача. Во время войны мне пришлось работать на госпитальном судне, там каждому в первую очередь приходилось быть хирургом. После капитуляции к нам доставили нескольких получивших серьезные лучевые ожоги японцев. Этому обстоятельству я и обязан своей теперешней специальностью.
Мун все же решился рассказать про смерть Шриверов и свои предположения. Перечисление симптомов заставило профессора нахмуриться.
— Видите ли, эти недомогания присущи множеству болезней, начиная от некоторых желудочных заболеваний до лучевой включительно. Но, учитывая, что перед этим двое местных жителей также отравились колбасными консервами, я на месте доктора Энкарно скорее всего поставил бы тот же диагноз.
— Вы забываете, что исчезла дочь Шривера. Так что дело вряд ли в консервах.
— Одно не противоречит другому. — Профессор покачал головой. — Яд, известный под названием ботулин, является продуктом естественного органического распада. Но его научились создавать синтетическим путем. Например, уже несколько лет ботулин находится на вооружении нашей армии. Его можно шприцем впрыснуть в банку, прокол будет почти незаметным.
Их прервал громкий стук в дверь.
— Войдите, — пригласил профессор.
— Тысячи извинений! — В дверях показалась голова. — Я маркиз Кастельмаре! Сеньор Мун, не могли бы вы выйти на минутку?
В коридоре Мун столкнулся с доном Бенитесом и доном Брито. Тяжело дыша, они тащили скатанный ковер. Потеряв равновесие, портье выронил картину, которую ухитрился зажать под мышкой. Маркиз подхватил ее и, чуть не стукнув Муна по голове, пробормотал:
— Девять тысяч извинений! Кстати, в вашей комнате висит какой-то бородатый тип. Он вполне сойдет за моего деда по материнской линии — герцога Вильяэрмосу.
— Может быть, вы объясните…
— Завтра приезжает жених моей дочери, он сопровождает министра. Надо привести замок в приличный вид. Чего только не сделаешь ради счастья дочери! Да, совсем забыл. Приглашаю вас на банкет. Не удивляйтесь, генерал Дэблдей выдал мне пособие… Великим инквизиторам есть чему поучиться у него! Так вы одолжите мне для фамильной галереи этого типа?
— Если вас не смущает, что он крутит шарманку, пожалуйста.
— Это как раз удачно! Герцог обожал музыку! — И, вихрем ворвавшись в комнату, маркиз забрался на стол и рванул картину к себе. На месте, где до этого торчал гвоздь, образовалась огромная дыра. Маркиз спрыгнул со стола и заметался по комнате.
— Вы не возражаете, если я прихвачу заодно и эту вазу? А это зеркало? Какая аристократическая пепельница!
— Она с видом отеля «Голливуд», — предупредил Мун.
— Ничего, сойдет, под окурками все равно не будет видно. Дон Брито, тащите это красное кресло, оно по цвету как раз подходит к гобеленам из Малагского художественного музея.