Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
— Сорок лет? Так давно вы знакомы? — удивилась Ловиза. — А я ведь не знала этого.
— Магнус вообще мало рассказывал о своей жизни. Мы познакомились на войне, на той, под Верденом. Он был тогда рядовым, я — ординарцем у командира взвода… Газовая атака… Иприт… Я мог вынести с поля боя только одного из них — лейтенанта или Магнуса… Потом меня чуть не отдали под военно-полевой суд. Как ординарец я был обязан в первую очередь спасать своего командира… Пять километров пришлось тащить Магнуса на руках, — мы отступали, полковой лазарет эвакуировали
— Пять километров? — только сейчас отреагировал Енсен. — Даже не верится!
— Почему же? Я выступал когда-то в цирке. Силовой номер. Сейчас вы видите только мою тень. Почти десять лет в концлагере…
— Я вас правильно понял? Вы знали о его болезни? — переспросил Мун.
— От меня он ничего не скрывал. Но вчера, когда я приходил к нему, Магнус дал мне понять, что еще есть надежда.
— Вот как?! А в связи с чем вы приходили?
— Служанка заболела. Но мне думается — ему просто хотелось увидеть меня.
— У вас не было впечатления, что он… как бы это сказать… ну, хотел с вами попрощаться?
— В том смысле, что навсегда? Мне это и в голову не приходило. Наоборот, он был жизнерадостен до легкомыслия.
— Ему кто-то должен был звонить из Мюнхена, — неожиданно вспомнив оброненную Ловизой фразу, Мун обратился к ней за подтверждением. Она кивнула. — Вы не знаете, кто? — спросил Мун.
— Мне он ничего не говорил. Я только знаю, что в Мюнхене живет профессор Литке, крупный специалист, с которым он консультировался по поводу своей болезни.
Дверь без стука отворилась. Вошли грузчики и молча ухватились за письменный стол.
— Подождите! — приказал Клаттербом. — Эту комнату в последнюю очередь!
— А у нас уже все! — Грузчик бесцеремонно выдвинул ящик. — Да тут масса бумаги. Тащи сюда мешок, Петер!
— А что делать с картиной? — спросил тот, кого назвали Петером. — Через двери не пролезает. Придется вырезать из рамы.
— Стулья оставьте и картину тоже.
— Но нам велели…
— На мою ответственность. Если я вам больше не нужен, — Клаттербом повернулся к Дейли, — разрешите уйти… Ло, вот вам адрес.
— Ваш?
— Нет, ваш. Магнус велел мне вчера подыскать для вас квартиру.
— Так он знал, что старая хозяйка отказала мне?
— Он все знал. — Клаттербом улыбнулся. — Ло, нотариус передал вам дневник Магнуса?
— Какой дневник? — удивилась Ловиза.
— Этот? — спросил Дейли, подавая ей оставленный Клайном пакет.
— Да! — подтвердил Клаттербом. — Он при мне запечатывал его. Я вчера сам отнес его к нотариусу с поручением передать Ловизе, если с ним что-нибудь случиться.
— Разве нотариус оставил мне? — Ловиза вздрогнула.
— Вам! — подтвердил Дейли.
— Я ничего не слышала!
— Вы были почти невменяемы.
— Разве? — Напоминание подействовало как условный рефлекс. Выплаканные до дна, сухие, горящие, полубезумные глаза, как в тот миг, когда
— Так вот ведь оно! «Ночная песнь странника», напечатано в газете, которую вы только что читали, — засмеялся Фредди.
— Я не видела, что читаю, — смутившись, призналась Ловиза. — Это, в черной рамке? — Она прочла вслух:
На вершинах седых — покой Ветер стих, убаюкан листвой. В лесу замолкают птицы. Это не долго продлится — Черед наступит и твой— В лесу? — внезапно заволновался Дейли. — Как вы прочли? «В лесу замолкают птицы», не так ли? Это не опечатка?
— Нет, — заверила его Ловиза. — Шпрингеровские газеты можно обвинить в любых фальсификациях, но по крайней мере великого национального поэта они цитируют правильно.
— Но в оставленном Мэнкупом предсмертном послании эта строчка звучит, насколько помню, иначе, — не унимался Дейли. — Енсен, давайте посмотрим!
— Вы правы. — Енсен уже вытащил из портфеля папку с вещественными доказательствами. Поверх остальных бумаг лежала страничка, которую вынули из пишущей машинки Мэнкупа.
— Ну вот! — торжествующе воскликнул Дейли, тыча пальцем в третью строчку.
— В чем дело? — спросил Мун, которому передалось волнение Дейли. Не знакомый с немецким языком, он знал стихотворение только по английскому переводу, который Енсен, обнаружив листок, процитировал тогда же специально для Муна.
— Правильный текст гласит: «В лесу замолкают птицы», — объяснил Дейли. — А Мэнкуп почему-то допустил непонятную для такого эрудита ошибку. Видите, у него это место звучит совсем иначе: «В роще замолкли птицы». Не «в лесу», а «в роще»! Енсен, неужели вы сами не заметили? Тут что-то не так.
— Признаюсь, я сразу же обратил на это внимание, — Енсен виновато покачал головой, — но не придал опечатке особого значения. Во-первых, я тогда еще не знал, что Гёте любимый автор Мэнкупа.
— А потом, когда узнали? — с некоторым укором спросил Дейли.
— Потом позабылось… К тому же, сперва удивившись ошибке, я тут же нашел правдоподобное объяснение… Подумал, что за минуту до смерти, когда перед тобой проходит вся жизнь… Мало ли кто может в такую минуту перепутать слова…
— Только не Магнус! — Ловиза покачала головой. — Покажите! — Она долго смотрела на пять машинописных строчек, потом изумленно прочла третью: — «В роще замолкли птицы»… Не мог Магнус этого написать! Это писал не он!