Призраки приходят в дождь
Шрифт:
— Не увидели, да? — радовался Вадя. — Слепые! Вы видите, куда стрелка идет!
Тут уже с дивана сорвались все. Даже Илья протиснулся через острые девчачьи локти.
Секундная стрелка и правда резво бежала, но в обратную сторону. Покинув «двенадцать», она стала заваливаться назад, прошуршала мимо «одиннадцати», сбила «десять», оставила над собой «девять», мазнула «восемь» и «семь», качнулась над «шестью» и побрела в горку.
— Долго будешь так стоять? — услышал над собой Санёк.
Оказывается, все разошлись, а он все топтался на месте, изучая
— Ничего особенного! — крикнула Шишкина, обиженная, что всеобщее внимание снова ее покинуло. — Где же история?
— А историй не будет. — Вадя презрительно скривился, словно перед ним сидели не его друзья из танцевального коллектива «Ласточки», а заклятые враги. — Будет только энд, но без хеппи. Я поставил эти часы на два ночи. Тут есть специальная стрелка. И сейчас от этого времени они идут назад. В два часа ночи для всех нас случится конец света. А чтобы никто не подумал повернуть часы обратно…
Он присел, положил часы на пол, взмахнул рукой.
Звон, хруст стекла. Запрыгали между диванами резвые шестеренки.
— Молоток-то ты где взял? — первым пришел в себя Илья.
— Там, около окна, был. Что-то по-японски, а под стеклом — он.
Шестеренки все еще прыгали по полу, вертелись.
На японцев напал столбняк. Все трое сидели с вытаращенными глазами и отвисшими челюстями. Гайрайго забыла про улыбки.
— Ну ты придурок, — прошептала Шишкина.
Анель поджимала ноги — прямо перед ней совершала свой танец смерти последняя деталька из хронометра.
Часы было жалко. Они казались и правда необычными. Теперь ничего необычного в них не было. Стекло, покореженная оправа и шестеренки.
— Все, — вытер о штаны вспотевшую ладонь Вадя. — Можете начинать звонить своим мамочкам и прощаться. У вас осталось пять часов.
— Ай! — совсем по-русски вскрикнул Хироси и заговорил, заговорил, яростно жестикулируя.
— Он спрашивает, можно ли этому верить? — дрожащим голосом перевел Каору. — Он спрашивает, зачем это сделано?
— Можно верить.
С высоко поднятой головой Вадя дошел до своего места на диване, подхватил брошенную пустую бутылку, брякнулся между Саньком и Шишкиной.
— Чего? Совсем, что ли? — зашипела на него Кристина.
— Это игра! — развел руками Вадя. И тут же от избытка чувств подскочил на месте, заставив соседей подпрыгивать на диване вместе с ним.
За спиной Алисы горела свеча, поэтому было хорошо видно, как тренер медленно наполнялась раздражением. Она нервно постукивала ноготками по подлокотнику. Так и представлялось — она встает и со всего размаху впивается ими в лицо довольного Вади.
Дожидаться этого момента Вадя не стал. По-девчачьи, снизу вверх, через голову запустил в свечу молотком. Железный треножник с грохотом покатился по полу, врезался в ширму. Эхом разнесся металлический звон упавшего молотка. Лицо Алисы из раздраженного мгновенно превратилось в испуганное — молоток пролетел над ее плечом.
— Слепцов! Ты где находишься? — заорала Алиса. — Ты что себе позволяешь? А если бы ты разбил что-нибудь? Сейчас сюда
— Это теперь неважно! — отмахнулся Вадя, снова устраиваясь на диване. — Теперь уже все неважно.
— Больной? — коротко прокомментировала падение свечи Шишкина. — На всю голову!
Каору стоял около Алисы и коротко кланялся.
— Ничего, ничего, — шептал он. — Это нестрашно. Это бывает. Никакого ущерба.
Лицо Алисы пошло красным пятнами. Будь это на тренировке дома, она бы уже испепелила Слепцова, разорвала бы его на кусочки.
Каору все кланялся и кланялся:
— Молоток на место положить надо. Это на случай землетрясений и тайфунов. Если надо через окно выйти.
— Ага, — не выдержал Санёк, — с тридцатого этажа!
— Сань! — осторожно напомнил о себе Илья.
— Это правда, да? — У Анель глаза снова были на мокром месте. — Слепцов!
— Чушь какая! — прошипела Абрамова.
Японцы негромко шушукались, Хироси тыкал в разбитые часы.
— Сейчас какую-нибудь примету приплетут, — поморщился Санёк. — Ты, Слепец, прежде чем что-то делать, хоть бы книжки почитал. Может, для них разбитые часы — смертный грех. Сейчас как посадят тебя на ростки бамбука, и через пару часов будешь уже нанизан на травинку.
— Ничего, без книг обойдемся! — нервно бормотал Вадя. — Ничего, — подбадривал он сам себя. — Это будет получше, чем призрак в парке. Я вам про этих призраков могу вагон всего напридумывать. А тут — чистая правда! Все видели! Стрелка назад шла. А я перед этим часовую подкрутил. Так что все в ажуре. Пугайтесь! Чего вылупилась? — накинулся он на Кристину. — Свою историю придумать не смогла, стало завидно? Ну, давай, давай, расскажи что-нибудь! Ага! Слабо? — Он оглядел собравшихся. — Ну что! Хорошую я вам байку из склепа рассказал?
— Дурацкую!
Шишкина вскочила. Длинный хвост полыхнул темнотой. Она вплотную подошла к японцам, так что Хироси с Гайрайго одновременно отодвинулись к спинке дивана.
— За нами еще две истории остались, — показала она им два пальца. — Две! Я вот за нее расскажу!
Она кивнула себе за спину и, вышагивая, как цапля, прошествовала вдоль дивана.
Из должников по историям остались только Абрамова и Санёк. Увлекшись страшилками, Санёк и забыл, что от него тоже что-то ждут. Всего было так много, что он потерял счет. Шишкина напомнила. И он мысленно заметался. Никогда не был мастером рассказывать байки, врать и приукрашать. Даже на уроках отвечал только то, что написано в учебнике или тетради, без отсебятины. А тут — целый рассказ. Что же он придумает? Не про детский же сад рассказывать, где остались Красные Руки и Черные Зубы, Восставшие покойники и Зеленые сопли. Все эти писающие котята, клацающие челюсти, туфли с булавками казались ему слишком легковесными рядом с настоящими историями, которые сейчас рассказывались. Что придумать? Чем удивить? Это же японцы сочинили про Годзиллу и призрак из колодца, у них водяные девы и кошки с раздвоенным хвостом. А у них только Вий да упыри…