Призраки прошлого
Шрифт:
Потом он понял, что никак не может знать никого из нынешних студентов, и смущенно опустил руку. Он расплатился по чеку, ощущая крайнюю подавленность.
Ощущение подавленности все не покидало его, когда он поднимался по ступенькам корпуса гуманитарных наук.
На крыльце он развернулся и окинул взглядом весь кампус. Несмотря на все, он повеселел, увидев, что кампус остался точно таким же. Хотя бы он не переменился — значит, в мире все-таки есть что-то вечное.
Улыбка коснулась его губ, он развернулся. А потом развернулся снова.
Оно тоже осталось прежним. Приятно было снова пройтись по темным плиткам пола, под расписным потолком, подняться по мраморным ступеням, войти в прохладные залы, где затухал любой звук.
Он не рассмотрел лица студента, который прошел мимо, хотя их плечи едва не соприкоснулись. Ему показалось, что этот студент смотрит на него. Однако он не был уверен, а когда обернулся через плечо, студент уже зашел за угол.
День медленно тянулся к концу. Он ходил от здания к зданию, входил в каждое с благоговением, смотрел на доски объявлений, заглядывал в аудитории и улыбался всему застенчивой улыбкой.
Однако энтузиазм, похоже, стал покидать его. Было обидно, что с ним никто не заговаривает. Он подумал, не зайти ли к куратору выпускного курса и не поболтать ли с ним, однако решил этого не делать. Он не хотел показаться излишне пафосным. Он просто бывший студент, который скромненько навещает места, где прошли его студенческие года. Вот и все. Незачем устраивать из этого спектакль.
Когда после ужина он возвращался обратно в свою комнату, он уже был совершенно уверен, что кто-то его преследует.
Но каждый раз, когда он настороженно хмурился и оборачивался, никого не было. Только машины гудели, проезжая по Бродвею, да из домов доносился юношеский смех.
На крыльце дома он остановился и оглядел улицу, неприятный холодок пробежал по спине. Наверное, сегодня днем слишком много потел, решил он. И вот теперь вечерний воздух его холодит. В конце концов, он ведь уже не так молод…
Он мотнул головой, пытаясь отогнать от себя эту фразу. Человек молод настолько, насколько себя чувствует, авторитетно заявил он самому себе и коротко кивнул, чтобы лучше донести этот факт до сознания.
Хозяйка оставила парадную дверь открытой. Войдя, он услышал, как она разговаривает по телефону в комнате мисс Смит. Джонсон снова кивнул самому себе. Сколько раз он разговаривал с Мэри по этому телефону? Какой, кстати, у него номер? Сорок четыре пятьдесят восемь. Вот какой. Он гордо улыбнулся тому, что еще помнит.
Сколько раз он сидел там, в старом черном кресле-качалке, ведя с ней беседы ни о чем? Его лицо осунулось. Где она теперь? Вышла ли замуж, нарожала детей? Или она…
Он напряженно замер, когда за спиной скрипнула половица. Он выждал секунду, ожидая услышать голос хозяйки. Затем стремительно развернулся.
В
Переведя дух, он вошел в свою комнату и плотно закрыл дверь. Принялся нашаривать выключатель и наконец включил свет.
Снова улыбнулся. Так уже лучше. Он обошел всю старую комнату, пробежал пальцами по крышке бюро, по студенческой конторке, по кровати. Кинул на конторку пальто и шляпу, с усталым вздохом опустился на постель. Он улыбнулся, когда под ним застонали старые пружины. «Старые добрые пружины», — подумал он.
Он подтянул ноги и упал на подушку. Господи, хорошото как! Пальцы любовно поглаживали покрывало.
В доме было очень тихо. Джонсон перевернулся на живот и посмотрел в окно. За окном был старый переулок, большой древний дуб все еще возвышался над домом. Он покачал головой, чувствуя, как от воспоминаний сдавило грудь.
Потом он вздрогнул, когда дверь чуть приоткрылась. Быстро обернулся через плечо. «Это просто сквозняк», — вспомнил он слова женщины.
Он, без сомнения, переутомился, решил он, однако все это тревожит. Оно и неудивительно. День был полон эмоций. Целый день оживлять прошлое и сожалеть о настоящем — это выбьет из колеи кого угодно.
Его клонило в сон после плотной трапезы в кабачке «Золото на черном». Он заставил себя подняться и добрел до выключателя.
Комната погрузилась в темноту, и он осторожно двинулся обратно к постели. С довольным вздохом улегся.
Это по-прежнему была старая добрая кровать. Сколько ночей он провел на ней, пока у него в голове клокотали слова из прочитанных книг? Он протянул руку и распустил ремень, привычно убеждая себя, будто нисколько не сожалеет о том, насколько раздалось некогда худощавое тело. Он глубоко вздохнул, когда живот перестало стягивать. Потом перекатился на бок в теплом душном воздухе и закрыл глаза.
Он полежал несколько минут, прислушиваясь к шуму машин. Потом со стоном перекатился на спину. Вытянул ноги, расслабился. Затем сел на кровати, вытянул руку, расшнуровал ботинки и уронил их на пол. Снова упал на подушку и снова со вздохом перевернулся на бок.
Ощущение подползало неспешно.
Сначала ему показалось, что его беспокоит желудок. Потом он понял, что это вовсе не мышцы живота, это каждый мускул всего тела. Он чувствовал, как десятки струн протягиваются сквозь тело и дрожат, натянутые на его каркас.
Он открыл глаза и заморгал в темноте. Что, ради всего святого, происходит? Он уставился на конторку и увидел темные силуэты пальто и шляпы. Снова закрыл глаза. Нужно расслабиться. В Чикаго предстоит встреча с крупными клиентами.
«Холодно», — подумал он раздраженно и поерзал, чтобы вытащить из-под раздобревшего тела покрывало. По коже бегали мурашки. Он понял, что прислушивается, хотя стояла абсолютная тишина, если не считать его собственного сиплого дыхания. Он неловко повернулся, не понимая, с чего вдруг ему стало так зябко. Наверное, простуда.