Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник)
Шрифт:
– Мне что, больше делать нечего, как пялиться на гомиков? – возмущению Чайкина не было предела. – И какой он, к черту, гомик, если всем известно, что он бабник?! Можешь спросить кого угодно…
Юля рассказала ему в двух словах о своей встрече с «клиентом» по имени Юра.
– Он врет. Ты отказала ему, вот этот Юра и приревновал тебя к Португалову. И никакой он не сутенер. Поверь мне. Я наводил справки о нем, прежде чем принять решение не вмешиваться в твою личную жизнь и не мешать твоей встрече с ним… Мне рассказывали о нем такое… Словом, он очень искушенный в любви мужчина, хотя и одинокий. Я подумал, что свидание
– Опять хамишь? Расскажи лучше, зачем ты меня привез к себе? Что такого особенного ты собираешься мне показать?
– Ничего особенного. Просто смотри внимательно, и все. Подожди, сейчас поставлю на самое начало… Вот так… Это обычные телевизионные новости. Вот смотри репортажи, слушай, а потом мне скажешь, если что-то покажется тебе… Все. Молчу. Смотри.
На экране появилась известная девушка-диктор, и Юля, уставшая, с головной болью, начавшейся еще там, в подъезде, где ее отчитывал Чайкин, ничего не понимая, стала смотреть и слушать программу «Новости». Все шло как обычно до тех пор, пока корреспондент из какого-то французского городка с названием, которое Юля не расслышала, не начал рассказывать о Жан-Жаке Руссо. Показали статую этого великого французского философа, его музей, и вдруг в кадр попало лицо, при виде которого Юля схватилась за голову и замотала ею, как если бы увидела привидение…
– Этого не может быть… Все, она пропала! Она появится еще?
– Нет, я увидел ее еще вчера утром и подумал, что мне показалось, а потом сообразил, что в два часа наверняка этот сюжет повторят, вот и записал… Я искал тебя, постоянно тебе звонил, и эта твоя знакомая, кстати, довольно вежливо мне отвечала, что тебя нет. Создавалось впечатление, что она как будто переживает из-за того, что мы с тобой не можем встретиться…
– Да, я была занята, – последние слова Юля пропустила мимо ушей, – а Рита – ее не поймешь. Перемотай еще раз…
Чайкин перемотал и снова включил этот же репортаж. Больше того, они даже поставили на паузу, остановили кадр, когда на экране появилось знакомое до боли и так неприлично для сегодняшнего дня сияющее лицо, и сошлись во мнении, что ошибки быть не может: да, камера оператора, снимающего сюжет о расположенном в окрестностях Парижа городке Монморанси, известном своим знаменитым музеем Руссо, поймала зазевавшуюся, потерявшую бдительность, счастливую, ничего не видящую и увлеченную окружающей ее красотой… Надю Щукину!
– Чайкин, как ты мог?
– Что? Что я мог? Говорю же: я искал тебя почти два дня!
– Я не о том. Как ты мог выбрать себе в жены такую стерву? И что вы все в ней находите? А Крымов?.. Крымов тоже женился на ней… И она счастлива! Она сейчас во Франции, отдыхает себе, бродит по музеям, пьет со своим муженьком красное вино, объедается сыром, а мы тут страдаем и думаем, что их уже нет на свете! Разве такое вообще возможно?
– Мы можем ошибаться.
– Да это же она! Я бы узнала ее из тысячи! Ее мимика, улыбка, складочки вокруг губ… Это Надя, Надя Щукина. Можно, я покажу эту пленку Корнилову?
– Нет.
– Может, ты и прав. Но что же тогда делать мне?
– Я думаю, что тебе надо лететь в Париж и искать их там.
– И Шубина?
– А почему бы и нет.
– Но Игорь-то… Он не смог бы так вот, не предупредив…
– А ему и предупреждать-то было некого. Это Надя могла бы предупредить меня о своем отъезде, потому что, говоря по совести, мы с ней время от времени встречались. Крымов – тот вообще сам себе голова и не обязан ни перед кем отчитываться…
– Даже перед Корниловым?
– Именно. У них, как я понимаю, слишком сложные финансовые отношения. А уж про Игорька Шубина я вообще молчу: он один как перст, тебя нет, так зачем ему кому-то докладывать о том, что он куда-то едет. Да и вообще, я не уверен, что он с ними. Скорее всего Крымов просто-напросто решил устроить себе отпуск, поэтому и отказался от дела Бродягиной. Они уехали за границу отдыхать, чего тут непонятного? Игорь вообще может быть в другой стране, если не в наших Кижах или в Петербурге…
– Да, ты был прав, когда говорил, что у меня что-то не в порядке с головой. И я не понимаю, почему мы с Корниловым не проверили информацию, касающуюся возможного их перемещения… Непростительная близорукость. Я была словно в тумане, занималась делом этой Аперманис, которая вовсе не Аперманис…
Юля, договаривая последнюю фразу, уже все про себя придумала: деньги, которые заплатила ей Рита, она разделит с Наташей, которую будет умолять остаться вместо себя хотя бы недельку присматривать за «больной». Кроме того, существовали деньги, которые ей заплатила авансом Бродягина-старшая. Их она разделит с Корниловым, которому придется после этого более интенсивно заниматься делом Марины… А когда она вернется, то завершит расследование.
Юля выбежала от Чайкина, чувствуя себя опьяневшей, расслабленной и дурной, нехорошей, стыдной. Ей не хватало воздуха: как могла она вот так откровенно признаться Чайкину в своей ненависти к Щукиной и так беззастенчиво выказать ему свою бабскую зависть, переполнявшую ее при виде счастливой Щукиной…
Думая об этом и страшно сожалея о случившемся, она остановила такси и попросила отвезти себя на проспект Ленина.
Выйдя из машины, она на подкашивающихся от волнения ногах подошла к знакомым дверям и застыла перед прозрачной, ярко освещенной стеклянной витриной фотоателье. Затем принялась колотить в запертую дверь.
Аркадий хоть и впустил ее, но держался с ней весьма холодно и настороженно. Очевидно, он еще не знал, зачем она пришла и, главное, как прошло свидание с «клиентом», которого ей устроили при его косвенном участии.
– Аркадий, я не собираюсь ни в чем тебя обвинять, если даже ты и являешься хозяином этого воздушного борделя… – начала она, стараясь не глядеть ему в глаза и чувствуя, как силы оставляют ее. Она пока что еще не могла признаться ему, что пришла сюда лишь потому, что больше ей и податься-то некуда. К Аперманис, где все уже спали, ей не хотелось возвращаться, оставаться у Чайкина означало всю ночь провести в разговорах о возможном пребывании крымовской компании на Французской Ривьере… Оставался только Португалов.