Призраки
Шрифт:
Что-то большое... странный запах...
Подобные эманации исходили от Хейвена в последние две недели. За июль в городе произошло несколько пожаров. Потом эта авиакатастрофа. Еще можно было прибавить то, что дозвониться в Хейвен стало практически невозможно. Это удавалось немногим. Он, Леандро, сам посылал запрос в телефонную компанию, и ему ответили, что никак не могут обнаружить неисправность.
Ему хотелось найти кого-нибудь, кто мог бы подробно рассказать обо всем, что происходило в Хейвене начиная с 10 июля...
Он интервьюировал многих людей, но ничего
В Бангоре Леандро разыскал Рикки Беррингера, младшего брата хорошо знакомого нам Ньюта Беррингера.
– Мы приезжали в гости к Ньюту, - рассказывал Рикки, - в конце июля. Но он как раз в это время заболел воспалением легких.
Очевидно, воспаление легких в Хейвене приобрело характер эпидемии. Этой же болезнью примерно в то же время переболели тетка Дана Блю Сильвия, брат Билла Спруса Френк и многие другие.
Выясняя все это, Леандро воздержался от комментариев. Он собирал информацию и не хотел, чтобы кто-то, заподозрив в Хейвене что-то неладное, опередил его.
Еще одним интервьюируемым оказался Элвин Рутлидж. В июле он приезжал в Хейвен к друзьям, но почти сразу же заболел и был вынужден вернуться. После беседы с ним у Леандро стала образовываться и другая цепочка звеньями в ней были заболевшие после посещения Хейвена.
Совершенно случайно он встретил в Дерри давнюю подругу своей матери Элейн Пульсифер, у которой в Хейвене, в свою очередь, тоже была подруга.
Элейн была старше матери Джонни на пятнадцать лет, и ей скоро должно было исполниться семьдесят. Угощая Джонни чаем с черствыми коржиками, она рассказала ему историю сходную с теми, которые он уже слышал.
Подругу Элейн в Хейвене звали Мэри Джеклин (а ее внуком, как все, наверное, догадались, был Томми Джеклин). Они ездили друг к другу в гости около сорока лет. Но этим летом ей так и не удалось повидаться с Мэри. Ни разу. Она разговаривала с ней по телефону, и на первый взгляд могло показаться, что все нормально, но, зная Мэри, она почувствовала: что-то не в порядке.
– Все, что она говорила мне, было само по себе хорошо и правильно, но в целом звучало не так, как всегда, если ты понимаешь, что я имею в виду, - рассказывала она, подвигая к Джону блюдо с коржиками.
– Съешь еще парочку!
– Нет, благодарю вас, - отказался Леандро.
– Ох уж эти мальчишки, - добродушно засмеялась старая леди.
– Твоя мать наверняка рассказывала тебе о правилах хорошего тона, но ты, как, впрочем, и любой мальчик, так и не усвоил их.
Принужденно улыбаясь, Джон был вынужден взять еще один коржик.
Откинувшись на спинку стула, миссис Пульсифер продолжала:
– Я заподозрила неладное... Сперва мне показалось, что Мэри просто не хочет мне чего-то рассказывать. Потом я рассудила, что мы знакомы достаточно давно, и, скорее всего, если бы произошло что-то плохое, она поделилась бы со мной. Понимаешь,
– Она просто стала другой, верно?
– Именно так. И я подумала, что, наверное, она просто больна, но не хочет, чтобы друзья нервничали из-за нее. Тогда я позвонила Вере и сказала: "Вера, мы должны съездить и проведать Мэри. Мы не будем предупреждать ее о нашем приезде, чтобы она не отговорила нас. Будь готова, Вера, - сказала я, - потому что завтра в десять утра я заеду за тобой, и, если ты к этому времени не соберешься, я не стану ждать ни минуты".
– Вера - это...
– Вера Андерсон из Дерри. Она моя лучшая подруга, не считая, конечно, твоей матери и Мэри.
– Итак, вы отправились вдвоем...
– Да.
– И вы заболели.
– Заболела! Я думала, что умру! Мое сердце!
– Она драматическим жестом приложила руку к груди.
– Оно так колотилось! Моя голова разболелась, а из носа потекла кровь. Вера так испугалась! Она сказала: "Поворачивай, Элейн, ты должна сразу же обратиться в больницу". Я развернула машину, и мы поехали в обратном направлении. Потом вдруг изо рта у меня вылетели два зуба. Представляешь, сразу два! Слышал ты когда-нибудь о подобном?
– Нет, - солгал Джон, вспоминая о том, что рассказывали ему другие интервьюируемые.
– А где это произошло?
– Я ведь сказала, мы собирались навестить Мэри Джеклин...
– Да, но вы не сказали, доехали ли вы до Хейвена. Где вам стало плохо? Уже в городе?
– Нет. Это случилось в миле от черты города, когда мы проехали Трою.
– То есть близко от Хейвена.
– Я почувствовала себя неважно еще раньше, но не хотела пугать Веру, потому что рассчитывала, что все пройдет.
Вера Андерсон не заболела, и это беспокоило Леандро. У нее не болела голова, не шла носом кровь, не выпадали зубы.
– Нет-нет, - отвечая на его вопрос, сказала Элейн, - с ней было все в порядке. Единственное, от чего она могла заболеть, - это страх. Точно, она была больна от страха. За меня... и за себя, безусловно.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, дорога была пустынной. Она подумала, что, если я выйду из строя, нам никто не сможет оказать помощь.
– А разве она не могла сесть за руль?
– Спаси тебя Бог, Джонни! У Веры уже много лет мускульная дистрофия. Она носит металлический корсет - это жестокие пытки! Иногда мне просто жаль на нее смотреть!
15 августа в десять утра Леандро проехал Трою. Его живот урчал от голода, и он не хотел признаваться в этом даже самому себе от страха. По коже бежали мурашки.
Я тоже могу заболеть. У меня может пойти носом кровь. И выпадут зубы...
И все же он не собирался менять принятого решения.
Он проехал Трою, где все казалось обычным, и направился к дороге, ведущей в Хейвен. Было скучно, и он включил приемник, настроившись на Бангор. Сперва все было в порядке, но потом вдруг появились какие-то помехи, постепенно усиливающиеся, и программа бангорской радиостанции потонула в шуме и свисте. Он покрутил ручку настройки и, раздосадованный, выключил радио.