Призвание (народный перевод)
Шрифт:
Я даже подарил ей те часы, что когда-то подарил отец моей маме, те, которые я постоянно носил с собой. Забавно, что я никогда не думал отдать его Грании. Но ведь я никогда не любил ее.
Осталось только одно дело. Я еще не занимался любовью с Мейв, хотя, Богиня знает, я хочу этого больше, чем что-нибудь еще на этой земле. Но я не хочу, чтобы между нами была ложь, так что сначала я должен рассказать ей о Грании и детях. Это будет сложно. Но наша любовь
Нимхид
Муррей представлял собой переполненную кулинарию, втиснутую между магазином, продающим компьютерные принадлежности, и цветочным магазином. Пряные запахи соленой говядины, пастрами и квашеной капусты заставили меня понять, что я проголодалась.
Бри и я прошли к маленькому квадратному столику, за которым уже сидели Рейвин и Робби. Не успели мы отодвинуть стулья, как официантка положила перед нами четыре огромных меню.
— Нет ни Скай, ни Хантера, — объявила Рейвин.
— Они не приходили в квартиру? — спросила я, начиная опять волноваться. Я знала, что Хантер и Скай могут позаботиться о себе, но второе видение за это время оставило во мне чувство страха. Он просто опаздывал, или вообще не собирался приходить?
— Нет, — ответила Рейвин. — Но я записала для них сообщение на автоответчике отца Бри, чтобы они принесли сюда свои ведьмовские задницы.
Бри выглядела одновременно и удивленной, и напуганной.
— Просто прекрасно. Я как раз представила, как кто-то из папиных клиентов звонит и получает это сообщение.
Вернулась официантка.
— Что будете? — спросила она.
— Ум, мы еще ждем друзей, — ответил ей Робби. — Вы не могли бы вернуться через десять минут?
Она показала рукой на очередь у двери.
— Люди ждут столиков, — сказала она нам. — Или вы заказываете, или освобождаете место.
— Давайте просто закажем, — решила Бри.
Так что мы заказали сэндвичи с соленой говядины и пастрами и содовую. Рейвин взяла Рубен. Еду принесли сразу же, и я уже съела половину сэндвича, когда почувствовала рядом Хантера и Скай. Я обернулась и увидела, как они проходили сквозь дверь.
Хантер был одет в кожаный жакет и темно-зеленый шарф. Его щеки были красными с холода.
— Простите, мы опоздали, — сказал он, когда они дошли до стола.
Рейвин закатила глаза.
— С вашей стороны было очень любезно придти.
Робби, как всегда джентльмен, нашел еще два стула и придвинул их к столу. Скай села рядом с Рейвин.
— Ты голоден? — я предложила Хантеру недоеденную половину своего сэндвича.
— Нет. Спасибо, — отвлеченно ответил он. Он не взял того стула, что принес Робби, вместо этого он присел рядом со мной. — Мне нужно с тобою кое о чем поговорить, — тихо сказал он. — Как насчет того, чтобы ты взяла свой сэндвич, и мы прогулялись?
— Я наелась, — был мой ответ. Я была рада шансу поговорить: я хотела рассказать ему о новом видении.
Я оставила деньги
Мы прошли вниз по улице, обрамленной большими камнями, мимо Дакоты, где жил Джон Леннон, и, наконец, остановились присесть на низкой стене с видом на Земляничные поля, где находился его мемориал. Были очень холодно, и в этот день в саду в форме слезинки было не много посетителей. Но на алее с мозаикою, выложенной словом «Воображение», кто-то оставил букет желтых и белых маргариток.
— Ты знаешь, что Земляничные поля — это название приюта рядом с домом, где вырос Джон Леннон? — спросил Хантер. — Вырастившая его тетя угрожала отправить его туда, когда он не слушался.
— Я должна была бы помнить это с рассказов отца, — ответила я. — Он все еще большой их фанат.
— У моих родителей были все альбомы Биттлз, — вспомнил Хантер. — Мама всегда играла вторую часть «Abbey Road» по утрам воскресенья. «Сюда приходит солнце», — немного напел он. — Богиня, прошли годы с тех пор, как я думал об этом. — Он покачал головой, как будто пытаясь вытрясти оттуда боль воспоминаний.
— Ты хотя бы знаешь, что они живы, — сказала я, стараясь поднять ему настроение. Темная волна разрушила ковен родителей Хантера, когда ему было всего восемь, и с тех пор его отец и мама скрывались. Он годы точно не знал, живы они или мертвы. Как раз перед Юле его отец связался с ним через его луэг. Но темная волна поглотила видение, прервав его до того, как Хантер услышал то, что папа пытался ему сказать. С тех пор мы не осмеливались связаться с ними снова, страшась, что это направит к ним темноту.
— Я знаю, что они были живы три недели назад, — поправил Хантер непроницаемым голосом. — Или, по крайней мере, отец был. Но с тех пор с ними могло статься что угодно, а я не знаю. Вот что съедает меня — незнание.
Переживая его боль, я обняла его за талию. Чаще всего Хантер хорошо скрывал свою грусть по семье под внешним спокойствием, но так же часто она показывалась, и я видела, что она всегда была с ним. Что она никогда не успокоится, пока не узнает точно, что случилось с его родителями.
Я почувствовала в груди мягкий светлый огонь света. Ко мне пришло одно из лечебных заклинаний Элис.
— Позволишь мне кое-что попробовать? — спросила я.
Хантер кивнул. Я наполовину открыла его жакет, сняла рукавичку, открыла одну пуговицу его рубашки и положила свою уже холодную руку на его гладкую, теплую кожу. Он отпрянул, но я почувствовала, что он открылся тому белому свету, что струился сквозь меня.
Я начала нашептывать заклинание.
— Любящие сердце однажды должно грустить. Любовь и грусть — одинаковые дары Богини. Впусти боль, пусть она откроет твое сердце для сострадания. Позволь мне помочь тебе выдержать грусть…