Призвание – писатель. Том 1
Шрифт:
Говорят, любовь – Божий дар. С этим утверждением трудно не согласиться, ведь любовь – это состояние души. Всё вокруг влюблённого человека оживает и искрится счастьем. Кучи городского мусора преображаются в затейливые цветные мозаики! Что уж говорить о предмете любви. Невзрачное личико сияет подобно солнцу. Оно действительно является таковым. В обыкновенное время мы этого не замечаем, но наше невнимание легко объяснимо! Если мы не видим солнце за плотной силиконовой подошвой облаков, это вовсе не означает, что солнца не существует.
Григорий подошёл к Полине
– Полина, сегодня совершенно серебряный вечер!
Девушка посмотрела на Григория с недоумением.
– Почему серебряный? – переспросила она и, взглянув на артельцев, столпившихся на крылечке трапезной, добавила: – Григорий Борисович, вас ждут.
Гриша помахал товарищам рукой.
– Вот видите, их уже нет, – усмехнулся он, глядя, как сытая и довольная компания спешно растворяется в паутине вечернего сумрака.
– Вы что-то хотели мне сказать? – Девушка ступила на дорожку к церковным воротам. – По работе?
– Полина, простите, я буду на «вы», мне так проще.
– В храме вы общались со мной на «ты»! – Улыбка сверкнула на девичьих губках.
– Ну, это там, – смутился Григорий, – сейчас другое дело. Вы меня простите, я первый раз разговариваю с девушкой не по работе. Просто сегодня после нашего с вами рисования со мной произошло что-то непонятное. Родион спрашивает: «Гриша, что с тобой?» А что я ему скажу, если сам себя не понимаю? Короче, кажется, я в вас влюбился, Полина… Не смейтесь, ради бога. Я бы никогда этого не сказал, если бы мог с собой справиться. Такие дела.
Слова Гришиного признания произвели на девушку неприятное впечатление. Она предполагала услышать что угодно, только не это. От смущения и духоты южного вечера Полина готова была упасть в обморок. Ну что она могла ответить влюблённому генералу, человеку, на которого привыкла смотреть как на персонаж божественной иконографии? Принять сердцем вот так запросто «нетварное» признание в любви было выше её невеликих сил.
– Григорий Борисович, что вы такое говорите! Оставьте сейчас же! Не обижайте меня и сами не обижайтесь, пожалуйста…
Девушка неловко повернулась и торопливыми шажками засеменила в глубину церковного участка к приходскому домику, где настоятель выделил ей маленькую отдельную комнату. Взбежав по лестнице, она распахнула дверь своей девичьей келейки, упала на кровать и… зарыдала. Поля была необычайно разгневана любовной выходкой бригадира. Признание Григория отозвалось в её сердце колкой личной обидой. Какая неучтивость! Внезапное, не проверенное временем чувство – этакий каприз начальника – он посмел высказать ей, артельной песчинке! У него что, совсем нет жалости?!
В тот вечер Григорий долго бродил по засыпающей станице. Зыбкая россыпь небесных светил всюду сопровождала его и к полуночи вывела на задворки. Гриша шёл, не разбирая дороги, и вскоре оказался на дне заброшенного строительного котлована, поросшего полутораметровой крапивой. «Пора возвращаться», – подумал он и решил спрямить обратный путь. Однако метров через сто вынужден был остановиться. Луна освещала заросли крапивы, рассыпая по верхушкам стеблей дивные серебряные блики. Котлован походил на ковш Большой Медведицы, наполненный млечным сиянием. Не видя обратной дорожки, Гриша пошёл напролом, тысячекратно повторяя: «Как же вокруг красиво, почему я такой дурак!..»
Он
«Эй, Григ, – он сдвинул брови, – ты ж десантура, ёшкин корень! Сопли подобрал – и в строй!»
В памяти вспыхнул один из горячих афганских эпизодов. Сразу стало легче, дыхание успокоилось, настроение выровнялось. Насвистывая марш «Прощание славянки», Гриша выдвинулся, минуя расположение «противника», в отведённый лично для него гостиный уголок.
Огибая домик, где спала Полина, наш герой старался смотреть только прямо перед собой. Упражняясь в бесчувствии, он думал перехитрить самого себя – не получилось! Любовь к Полине стремительно распространялась по всему его организму. Вброшенная сердцем в кровеносные артерии, она устремилась по кровотокам вверх и купировала заносчивый ум. Где бы ни пробегала эта вестница счастья, всюду слышался её требовательный голосок: «Люби! Всё равно люби!..»
Григорий поднялся по ступеням крыльца, прошёл, скрипя деревянными половицами, в конец коридора, выпил из об-щаковского бидона кружку колодезной воды и скрылся за дверью своей комнатёнки. Не раздеваясь, он повалился на кровать и тотчас уснул. Говорят, любовь и бессонница – сёстры. Ничего подобного! Молодой здоровый организм под натиском любовного чувства засыпает мгновенно. Он знает, что наутро ему потребуются свежие силы, и интуитивно черпает их в недолгом забвении.
Наутро Полина проснулась за час до общей утренней молитвы. Она не спешила вставать и, обхватив руками колени, в подробностях припоминала вечерний разговор с Григорием. «А вдруг он и правда…» – при мысли о том, что Григорий Борисович действительно в неё влюбился, Полину охватывала оторопь. «Нет-нет-нет! Это невозможно, я так не хочу!..» – лепетала девушка, прикрывая рукой губы. Не дай бог её услышит через стену сторож Кузьма. Он наверняка уже проснулся и прислушивается ко всему, что творится в её комнате! «Как я покажусь на утреннюю молитву? Щёки горят, в глазах слёзы! Нет-нет, надо успокоиться, надо обязательно успокоиться». Полина подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела своё лицо. «Ну, так и есть: щёки пунцовые, будто их киноварью натёрли, а глаза блестят, как две бижухи. Ужас, совершеннейший ужас!»
Полина оделась, ещё раз тщательно оглядела себя в зеркале, приоткрыла дверь и, пока в коридоре никого не было, шмыгнула в туалетную комнату. Остудив пламень ланит холодной ключевой водой, она немного пришла в себя, даже попробовала улыбнуться. Однако в крохотном зеркальце, висящем над раковиной, вместо своей привычной улыбки девушка увидела несуразное движение губ и опять расстроилась. Утопив лицо в махровом полотенце, Полина быстрее пуганой мыши помчалась обратно в комнату. Плотно закрыв за собой дверь, она присела на стул и задумалась: «Что же делать? Меня наверняка затрясёт, когда я его увижу. Ужас, ужас! Они поднимут меня на смех и вообще выгонят, – лепетала бедная девушка, забыв, что коварный Кузьма слышит через стену каждое сказанное слово. Вдруг её лицо стало серьёзным. – Как это выгонят? Выгнать меня может только Григорий Борисович. А он… он в меня влюбился и, значит, не выгонит!» – Полина приосанилась.