Призвание(Рассказы и повесть о пограничниках)
Шрифт:
С восходом луны Шаров приказал поднять людей, и отряд продолжал свой путь на северо-восток.
Луна взошла мутная, подернутая серой пеленой — предвестие самума.
Ветер, сначала тихий, часам к семи утра набрал силу. Барханы задымились. Песчаная пыль закрыла небо. Все кругом стало желто-серым, зыбким. Тонкое, скрипучее пение песков не предвещало доброго. Часам к девяти совсем потемнело. Столбы взметенного ветром песка, покачиваясь, поднимались на вершины барханов и стремительно мчались дальше. Свист урагана заглушал все звуки. Песок не сыпался, а лил и хлестал
Самум бушевал чуть ли не целые сутки, и, когда он унесся куда-то на запад, Шаров пошел по компасу к колодцу Бурмет-Кую в надежде найти там караван. Каравана не оказалось, а вода в колодце была соленая, пахнущая сероводородом. Возможно, караван и останавливался у Бурмет-Кую и, обнаружив непригодную для питья воду, отправился дальше…
Так они потеряли друг друга в центре великой Каракумской пустыни — отряд пограничников и караван с драгоценным запасом воды и фуража. Тщетно через каждый час пути зажигал Шаров новые и новые сигнальные костры.
На другой день после самума отряд подошел к колодцу Бак-Кую.
В колодце валялся дохлый верблюд.
Установили рацию, опять вызывали Джураева, и опять Пятерка не отвечала.
Булатов и Шаров стояли на гребне высокого бархана.
— Ты видишь? Видишь это озеро? — быстро заговорил Булатов. — Вон там, вдали, озеро! Вон за теми кустами, за тамариском!
Вдали не было ни озера, ни кустов. Всюду вздымались только желтые гигантские волны песка. Горизонт струился, и в этом знойном мареве измученный жаждой человек мог увидеть не только озеро, но и реки и города. То был мираж…
Отряд двинулся дальше.
…Достигнув дна колодца и освободившись от веревки, которую тотчас вытянули наверх, Булатов присел на корточки и пощупал дно и стены. Всюду сухой, текучий песок.
Постепенно глаза привыкли к полумраку, и Булатов убедился, что опасения Ислама были не напрасны — до чего же ветхи стены сруба!..
На дне колодца было не так жарко, как наверху, и Булатов порадовался тому, что спустился сюда. Не дожидаясь Киселева с Никитиным, он стал насыпать в ведро песок. Раз, два, три… Вдруг лопата уперлась во что- то твердое. Неужели и здесь басмачи сбросили в колодец сдохшего верблюда? Почему же не пахнет падалью?
Смахнув со лба пот, вытерев шею — ну и духота! — Булатов вспомнил вчерашний мираж. До чего же явственно виделись и озеро и зелень кустов!..
В колодец спустились Киселев и Никитин. Втроем они откопали колоду, когда-то служившую для водопоя— в нее и уперлась лопата Булатова, — а потом черепки разбитых пиал.
— Басмачи постарались! — зло сказал Киселев.
Спустя полчаса Киселева и Никитина сменили Сахаров и Садков.
Рядом с колодцем, на поверхности, медленно рос холмик сухого песка, смешанного с углем и золой давних костров. К исходу второго часа неимоверных усилий извлеченный со дна колодца песок стал чуть влажным, а вскоре, когда его вытряхивали на землю, он уже сохранял
Неописуемое волнение охватило лагерь. Обессиленные от жажды люди подползали к колодцу. Кое-кто пытался помогать оттаскивать песок от сруба. Лошади, чуя влагу, поворачивали головы к колодцу, нетерпеливо ржали.
«Вода будет», — написал Булатов на вырванном из блокнота листочке и послал записку наверх Шарову.
— Скоро пойдем на поиски Джураева! — громко объявил командир бойцам. С тревогой подумал: «Где Джураев?»
Прошло еще минут двадцать, однако песок не становился более влажным, наоборот, он почему-то опять начал рассыпаться. Ислам пощупал песок, сокрушенно покачал головой:
— Снег таял, в глубину ушел!..
Объяснение было правдоподобным, но до чего не хотелось в него верить! Измерили веревкой глубину колодца: тридцать один метр! Шаров знал, что в здешних местах средняя глубина колодцев тридцать метров, и запросил Булатова:
«Стоит ли дальше копать?»
«Без воды не поднимусь!» — написал в ответ Булатов.
У него кружилась голова, он едва держался на ногах, но его не покидала уверенность, что они во что бы то ни стало добудут воду.
— Командир сказал, чтобы вы поднялись наверх, — передал Булатову вновь спустившийся в колодец комсомолец Никитин.
— Скажите, что чувствую себя хорошо, — хрипло сказал Булатов.
Время от времени он садился на дно, подогнув ноги, чтобы не мешать товарищам, и несколько минут сидел так, не чувствуя тела, упрямо твердя себе: «Добудем воду, добудем!..»
Еще полчаса прошло и еще полчаса, а песок все такой же сухой, сыпучий.
«Кто это так тяжело и хрипло дышит? — прислушался Булатов. — Неужели я сам?..»
— Пятерка все не отвечает, — сказал ему парторг второго эскадрона Киселев.
— Лошадям плохо, некоторые уже полегли, — пожаловался Вахрушев.
Так каждая новая смена бойцов рассказывала Булатову о том, что творится наверху.
Ему сказали, что умер от солнечного удара пулеметчик Гавриков, что при смерти врач Карпухин, а оба радиста впали в беспамятство; что опять поднялся ветер— не вернулся бы самум! — что сдохли три коня, в том числе ахалтекинец Булатова Алмаз…
И каждый спрашивал:
— Может, вы подниметесь наверх?..
Шаров сидел у радиостанции и настойчиво выстукивал: «„Пятерка“, „Пятерка“, вы слышите меня?.. Перехожу на прием!»
Отвечает! Командир плотнее прижал наушники. Да, отвечает! Пятерка отвечает! Он лихорадочно стал записывать.
«Вторые сутки веду бой… Банда атакует левый фланг… Патроны на исходе… Когда подойдете?.. Джураев».
«Когда подойдем? — Шаров огляделся вокруг. — Не подойдем без воды», — с горечью отчаяния подумал он и все же ответил: «В двадцать один час дайте сигнал двумя ракетами», — потом подозвал Сахарова:
— Сейчас ваша очередь спускаться в колодец. Передайте товарищу Булатову вот эту бумагу. — И обернулся к бойцам: — Пограничники! Наши товарищи бьются сейчас с бандой. Патроны у них на исходе! Понятно? Копать надо веселее!..