Призвание варягов, или Норманны, которых не было
Шрифт:
Здесь же хочу с помощью небольшого примера лишь подкрепить мое предположение о том, что расселение славян в Восточной Европе происходило в среде дославянского индоевропейского субстрата. Без учета наличия этого древнерусского предка — насельника в Восточной Европе — мы никогда не получим цельную картину древнерусской истории. Напомню, что говорится в летописи: «Славяне пришли и сели… по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане…»
В науке особенно не растолковывается, как и почему славяне назвались по имени дославянского гидронима Полота. Чуть ранее летопись рассказывает нечто аналогичное и говорит о том, что «Яко пришедше седоша на реце имянем Марава, и прозвашася морава…»
Открываем работу известного индоевропеиста Юлиуса Покорного «Zur Geschichte der Kelten und Illyrier» и читаем: «На территории… к востоку от Эльбы и к югу от Варты и Шпрее…Сев. — Вост. Богемии до Эльбы, в Моравии, нижн. Австрии и Словакии…названия рек не относятся ни к германским, ни к славянским, они происходят, как доказано, из венето-иллирийских языков. В областях, где потом поселились славяне: Далмация, Паннония,
В числе дославянских, но индоевропейских гидронимов Покорный называет и Мораву. Таким образом, о расселении южных и западных славян имеется достаточно четкая картина: оно происходило в Европе вплоть до Балтики среди субстратного (или более древнего) индоевропейского населения дославянской языковой принадлежности. Расселяясь, славяне вступали с ним во взаимодействие на условиях, которые я указала выше: если пришлая общность давала свой язык, то принимала имя местного народа.
А вот что касается восточноевропейского славянства, то такой же четкой картины его расселения среди индоевропейского субстрата Восточной Европы (само понятие индоевропейского субстрата Восточной Европы — своего рода tabula rasa, невзирая на уже накопленные знания об индоиранцах III тыс. до н. э.) не имеется, соотвественно, и непонятно, почему пришельцы называли себя, например, по имени реки Полота. Логично признать, что названия тех восточноевропейских рек, именами которых назывались пришедшие сюда славяне, существовали в Восточной Европе до славянского расселения, т. е. принадлежали дославянскому индоевропейскому субстрату.
Но иногда, согласно летописи, происходило так, что и пришлые славяне давали новой общности свое имя: «Словне же сдоша около езера Илмеря, и прозвашася своимъ имянемъ…». Как видим, летопись четко фиксирует тот единственный случай, когда пришлые славяне дали свое имя новой общности в Приильменье, однако новгородский и псковский диалект сохранили особенности, которые не отмечались в других восточнославянских диалектах (о чем — ниже). Значит, во всех остальных примерах славяне получали «не свои», а местные имена, явно индоевропейской языковой принадлежности, но существовавшие до их прихода, закрепленные в топонимике, что определялось связью с местной культовой сакральностью, предковыми именами, отразившимися и в названиях наиболее важных природных феноменов — рек, гор и т. д.
Исследователи давно обращали внимание на обилие гидронимов в Восточной Европе, в образовании названий которых участвовал корневой компонент рас / рос /русь или рус.
Так, древнейшим из известных названий главной реки Восточной Европы Волги было Ра. Оно сохранилось у Птолемея (середина II в. н. э.), а позднее обнаружилось и у Геродота (V в. до н. э.) в той же огласовке корня ра-. Историк А. В. Подосинов считает, что есть и более древние названия Волги. Одно из них сохранилось в древнеиранской «Авесте», общепринятой датировкой создания которой считается конец II — первая половина I тысячелетия до н. э. В текстах этого памятника упоминается река под названием Raha (Рангха, Ранха), в котором многие иранисты видят Волгу. В гимнах древнеиндийской «Ригведы» (конец II — начало I тыс. до н. э.) упоминается некая северная река Ras"a, которую отождествляют с авестийской Ragha, т. е. тоже с Волгой. Если говорить об этимологии древнеиранского названия Волги, напоминает Подосинов, то лингвисты считают вполне закономерным выведение греческого ’Pa и авестийского Raha из авестийского же ravan– река, при этом, очевидно, — - было передано грекам через дигамму, которая впоследствии, как известно, исчезла — признак большой древности заимствования в греческий. Начиная с Волги / Расы, вся Восточная Европа изобилует названиями рек, несущими в корне рас / рос / русь. Приведу также несколько примеров, собранных Д. Иловайским: «Народное имя Рось или Русь, как и многие другие имена, находится в непосредственной связи с названиями рек. Восточная Европа изобилует реками, которые носят или когда-то носили именно это название. Так Неман в старину называли Рось; один из его рукавов сохранил название Русь; далее следуют: Рось или Руса, река в Новгородской губернии, Русь, приток Нарева; Рось, знаменитый приток Днепра на Украине; Руса, приток Семи; Рось — Эмбах; Рось — Оскол; Порусье, приток Полиста, и пр. Но главное, имя Рось или Рас принадлежало нашей Волге. В этом удостоверяют нас свидетельство Агафемера в III веке и сохраняющееся доселе у Мордвы для обозначения Волги название Ра. Эта последняя форма встречается еще у Птолемея и Аммиана Марцелина». В книге индолога Н. Р. Гусевой есть ссылка на известного знатока русских древностей М.3абылина, писавшего, в частности, что «многие священные реки у литовцев и славянорусов назывались Русами и Росами…Так, например, рукав Немана доныне называется Русой… река, впадающая в Нарву, называется Росс… река Русо в Старорусском и др.».
Таких примеров можно было бы привести больше, но, с одной стороны, они достаточно хорошо известны, а с другой стороны, им до сих пор не находилось убедительного объяснения в системе рассуждений о происхождении Руси (да и как бы это произошло, если основные силы рассуждающих были сосредоточены на Рослагене!). Известны, например, мысли писателя В. Чивилихина о том, что словом раса /руса / роса обозначалась просто река, как природное явления, тогда народ русы — это «люди рек». Полагаю, что это не совсем так. Из летописи мы видим, что, например, названия рек Полота и Морава, по именам которых назвались полочане и моравы, не были тождественны понятиям реки вообще. Это были их особые имена, причем, судя по исследованиям индоевропеистов, пришедшие откуда-то из глубины времен. В древние дописьменные времена названия рек или гор служили маркерами границ, отделявших территорию одного народа от другого. Первобытное сознание обожествляло окружающий мир, и в общей картине мира своя земля как земля многих поколений своих предков отделялась
Как, например, именовалось приильменское индоевропейское население до расселения там словен и принятия их имени как общего? Может, русью и именовалось? А после того, как имя словене было принято в качестве титульного, прежнее имя руси могло стать одним из локальных названий. О носителях этого локального имени явно и идет речь, когда летопись перечисляет состав делегации, отправившейся к варягам — руси. Имена народов, как и любые родовые имена, могли распространяться на разных территориях. Так произошло и с именем Руси. Только это имя вышло из Восточной Европы, а не пришло в нее. На севере Европы мы видим его идущим от Немана / Руси (кстати, до сих пор город в устье Немана называется Русне) через Пруссию / По-русье до летописных варягов-руси в западном приделе Южной Балтии. Распространялось имя Руси и в южных приделах. Вот несколько примеров из книги В. Е. Борисова «Карта Сарматии во II в. по Р.Х. по греческому географу Птолемею» (Ковно, 1909): «Весь венгеро-румынский район покрыт названиями, напоминающими о руси: Пояна Руска, Рускберг, Русс, Русор, Русанешти, Рускова, Рушова, Рушполяна, Рустина, Рутка, Росток, Россия, Роскочь, Росчина; ко многим селениям прибавляется „орос“, „орош“, по-венгерски „русь“. Прилагают и „Олах“ или влах, т. е. римский, „маджар“, „хорват“, „роман“, „немет“. Это служит несомненным доказательством, что население между собой, по крайней мере в старину, различало русов, волохов, хорватов, немцев». Можно также напомнить, что есть город Руса в Болгарии неподалеку от болгаро-румынской границы. Хотелось бы только подчеркнуть, что история народа и история имени народа не полностью тождественны друг другу. Для краткости, привожу пример с именем англов: имя англов ушло с юга Ютландского полуострова на Британские острова, а оттуда — в Новую Англию США. С каждым переходом оно переносилось на новую общность, которая в значительной степени отличалась от предыдущего носителя. Поэтому я критически расцениваю попытки норманнистов поставить анализ имени Руси, причем якобы сугубо лингвистический анализ, во главу угла всей древнерусской истории (более подробно эта точка зрения будет раскрыта в статье «О Рослагене — выдуманной прародине Руси»). Исследование этнонима, включая и его этимологию, — часть истории самого народа, при этом, только малая ее часть, которую нельзя рассматривать в отрыве от данных письменной и устной истории, духовной культуры, исторической географии и т. д. Только в русле всей культурно-исторической традиции анализ имени народа, включая и этимологию, может добавить что-либо существенное к истории народа. Но все мои наблюдения говорят за то, что начало древнерусской истории, включая и происхождение имени Русь, связано с Восточной Европой в древности, хотя для развития их в полноценную концепцию потребуется время.
Следующим логически вытекающим примером в рассуждениях об индоевропейском субстрате Восточной Европы и восточноевропейском славянстве может быть пример, касающийся особенностей древненовгородского диалекта, упомянутого выше. Многочисленные дискуссии на эту тему привели исследователей к выводу о том, что эти особенности не могут быть объяснены только последовательным расселением восточноевропейского славянства из Поднепровья на север, исходя из концепции монолитного правосточнославянского языка, восходящей к A. A. Шахматову (см. об этом труды академика A. A. Зализняка). Однако и этот важный вывод о северных диалектах древнерусского языка как более сложном феномене, чем это предполагалось ранее, не решает всех проблем.
Классическим примером, подтверждающим мысль о том, что русский и славянский языки развивались в древности как отдельные языки, являются названия Днепровских порогов. Как известно, у Константина Багрянородного приводится два ряда имен для днепровских порогов — «славянские» и «русские», из чего явствует, что еще в середине X в. эти языки не были идентичны. М. Ю. Брайчевский, например, обосновывал скифо-сарматскую этимологию русских названий порогов с конкретными аналогиями из осетинского языка, т. е. иными словами, — он обосновывал дославянское восточноевропейское происхождение части древнерусских топонимов.
Русская номенклатура Днепровских порогов, согласно М. Ю. Брайчевскому, намного старше славянской и восходит, скорее всего, к последним векам до нашей эры. Именно эта номенклатура была исходной, а славянская представляла собой переводы или кальки сарматских названий. При этом общеизвестны стремления норманнистов доказать, что «росский язык» у Константина Багрянородного сохраняет скандинавскую (древнешведскую) лексику. Однако их выяснение языковой принадлежности «росских» названий осуществлялось тем же методом, что и выяснение «этимологии» имени Руси — на основе лингвистической схоластики, в отсутствие не только исторической, но и самой обычной логики, т. е. методом, сильно напоминающем Рудбека.