Призыв Духа
Шрифт:
Можно изучать семью в социологической перспективе и в ее юридических аспектах. Но не эти элементы определяют наше воззрение на семью. Мы должны ознакомиться с ними, чтобы управлять семейной общиной в ее реальном контексте, сотрудничать при необходимости с различными инстанциями для оздоровления атмосферы, в которой живут супруги и дети. Но мы знаем, что основа семьи и ее проблемы не здесь: семья рождается из самой природы Божественной любви. Невозможно понять, что такое семья, если не учитывать этой Божественной энергии, которая принимает ее на себя и поддерживает.
Говорить о семье на языке закона — значит признавать свою принадлежность Ветхому Завету, оставаться
Любопытно отметить, что слова, обозначающие семейную группу людей, почти не встречаются в Новом Завете, как, впрочем, не нашел я и в Коране названия, соответствующего этой реалии. Если христианское Писание представляет нам богословие брачной четы и этику отношений между детьми и родителями, то оно, кажется, не знает учения о семье как таковой. Это «упущение», на мой взгляд, объясняется тем первенством, которое Писание отдает отношениям межличностным.
Затрагивая понятие о власти в семье, надо исследовать два текста, всегда привлекающих внимание читателей апостола Павла: о покрытии головы (IKop. 11, 2–16) и об отношениях мужа и жены (Еф. 5, 21–33). Послание к Коринфянам начинает Павлово размышление, а Послание к Ефесянам, написанное в заключении, представляет нам его последний этап.
Первый текст не относится к браку, он касается поведения женщин в литургическом собрании. Аргумент Павла в пользу покрытия женских голов при богослужении зиждется на космологии и на антропологии; он исходит из не связанной с темой семьи иудейско–эллинистической спекуляции. В платонизме и в стоицизме Бог, действительно, был архетипом и космоса, и человека. У апостола «голова» — понятие христологического порядка; глава мужу — Бог. Это утверждение единовластия Отца и предсуществования Христа.
Составляет ли это отношение основание для отношений между мужчиной и женщиной? Говоря о брачной чете, Павел не использует больше образов головы и тела, а произносит слова «образ» и «слава». Муж — образ и слава Божия, а жена–слава мужа. Это антропологическая реальность: женщина предназначена для мужчины, а не наоборот. Здесь Павел следует второму рассказу книги Бытия о творении (Быт. 2, 21–25). Он усматривает некую аналогию между христологическим порядком и порядком творения, из чего никак не следует, что женщина не имеет непосредственной связи с Богом; эсхатологическое равенство очевидно. Итак, именно принимая во внимание порядок, в котором сотворены мужчина и женщина, и применив его к литургии, апостол предписывает женщинам покрывать голову.
В Церкви этот порядок превзойден, когда женщина и мужчина рассматриваются вместе, в Господе. Тогда утверждается взаимозависимость: ни мужа без жены, ни жены без мужа. В Нем исчезает подчинение и становится возможным общение. Следовательно, нужно признать, что говоря о литургической молитве, Павел считает существенным не совершенное равенство между мужчиной и женщиной в Господе, а тот порядок, который представляется ему свойственным человечеству. Историческая реальность Церкви включает некоторые почтение к различию природного назначения мужчины и женщины, хотя достоинство, дарованное им Господом, и превосходит это различие.
Если мы перейдем теперь к Посланию к Ефесянам, возникает непростой вопрос: что означает этот знаменитый отрывок, в котором идет речь о повиновении жены мужу, «потому
Это обоюдное подчинение, проповедуемое Посланием, идет вразрез с духом патриархата, который часто приписывают Павлу. Речь идет о взаимном подчинении между мужем и женой. Свободное повиновение жены имеет смысл только в соотношении с любовью мужа. Павел не оговаривает юридической «исполнительной» власти мужчины. Он освещает все это сравнением: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь» (Еф. 5, 25). Христос назван здесь не затем, чтобы подтвердить естественный закон и обычаи. Нет, Он возлюбил Своих до смерти. Его отношение к Церкви составляет архетип отношений между супругами. Agape включает в себя и eros. Самоотдача вмещает и пол ради единства бытия. Именно в этом смысле супружеская любовь сильнее смерти и продолжается в вечной жизни, — так что единство мужа и жены становится знаком будущего века. В гомилии II века, называемой Вторым посланием св. Климента Римского, можно прочитать: «Когда мы встретимся в Царстве? Когда из двух вы сделаете одно, и внутреннее будет у вас как внешнее, и внешнее — как внутреннее, и когда мужа и жену сделаете единым».
Стало быть, единство Божества отражено в единстве брачной четы. Это учение совершенно ново в сопоставлении с учением раввинов, которые считали, что брак делают деньги, договор и половые отношения. Иудей благодарил Бога за то, что не создан язычником или женщиной. В новозаветных Писаниях, напротив, первенствует великое речение Павла: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись. Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3, 27–28).
Многие в истории Церкви думали иначе, и это достойно сокрушения. Весьма сожалел об этом один из великих Отцов Церкви св. Григорий Назианзин, который заметил, что законы для женщин сочиняют мужчины.
Св. Иоанн Златоуст учит, что норма для христиан — это когда брак во Христе духовен и определяется равным достоинством супругов. Он же говорит, что муж и жена «взаимно наставляют друг друга, взаимно увещевают, взаимно поддерживают».
Единственная власть, которая остается в семье, это власть Бога любви.
Православие определяется верой
Западная цивилизация, которой мы наследуем, внесла в наше сознание ту мысль, что Церковь — это, прежде всего, иерархическая структура, или общество христиан. Если так смотреть, миссионерство предстает чем–то вроде пересадки общества и культуры в чужую страну в форме, более или менее зараженной религиозным империализмом. А ведь речь идет не о том, чтобы предлагать чужестранным язычниками или нашим отступникам некую общую для нашей Церкви цивилизацию. Конечно, Византия некоторым образом продолжает жить в православии, и проповедь веры всегда будет содержать что–то греческое, сирийское или славянское. Но основополагающим становится тот факт, что если православием и проповедуется какое–то общество, то это общество бого–человеческое, не подлежащее никакому социально–историческому анализу.