Призыв ведьмы. Часть 2

Торен Эйлин

Мысли об этом были бурным потоком горной реки, лавиной, сходящей с гор, топили его с головой.

И тогда, когда держал в руках почти мёртвую чёрную ведьму, прорвало. Вытянутая из него жизненная сила, всплеск яростного торжества, когда увидел её живой, увидел вновь эти глаза…

Когда внутри всё с силой рвануло, потому что “ты не можешь не получить её себе сейчас” — она бы не вышла в дверь.

Рэтар не сдержал бы себя. Кончилось бы плохо, плохо… наверное Хэла не допустила бы того, что он взял её силой, он так хотел в это

верить, а с другой стороны — позволил бы ей убить себя? А что с ней сделали бы после этого?

От мысли об этом скручивало так, что дышать становилось невыносимо. Или если бы она позволила ему себя убить?

И всё это сводило с ума, тащило на дно, но потом Рэтар просто видел Хэлу и отпускало.

Нет, привязанность, тяга к ней, её существование, и то, что она сейчас вот тут, рядом, совсем рядом и он наконец может позволить себе дотронуться до неё, чувствовать её, не были проблемой. А вот страх это потерять, потому что что-то происходит, вот это было.

И сегодня с утра, когда ведьма вывернулась из его рук и убежала оставив одного, вместо обнимающих тёплых рук, его обнял страх.

Хэла ушла, а Мирган принёс кисет Шеры и с ним вернулось и беспокойство. Выйдя, брат схватился с Тёрком и это показалось странным, потому что они были друг за друга горой. А потом Элгор буркнул в разговоре с ним и Роаром, что Мирган жёстко прижал его на утренней тренировке. Они конечно посмеялись, но вот этот всплеск…

А дальше Роар, услышав песню Хэлы, вышел не сказав ни слова. И состояние митара тоже тревожило Рэтара. Феран был уверен, что после произошедшего с Язой, у тана уже не будет ничего подобного и вот опять…

— Хэла, я очень тебя прошу, перестань изводить моего митара, он мне здравомыслящим нужен, а ты ему душу рвёшь? — сказал Рэтар ведьме, когда она пришла обедать вместе с ним.

— Я? — приподняла она бровь и склонила голову.

— Ты, — понадобилось некоторое время, чтобы унять себя, потому что не мог спокойно реагировать на этот её жест, никогда не мог, а теперь и подавно не хотел. — Ты с утра пела песню, когда с серыми на реку ходила.

— Я много песен сегодня пела, — улыбнулась она.

— Несносная ты, Хэла, — феран повёл головой. — Я говорю про ту, от которой у Роара выдержка сдала.

— А он слышал? — якобы удивилась ведьма.

— А ты не знала? — парировал Рэтар.

— Нет, — теперь в ход пошло плечо. — Я и не думала, что у тебя в кабинете такая слышимость поразительная.

— Поразительная, — ухмыльнулся он. — И это я тебе сейчас припомню, как ты после прогулки с харагами чему-то очень с Тёрком бурно радовалась.

— Я тебе говорила, что ревность — это очень плохо! — и сколько в ней было этого притягивающего к неё озорства.

— Я держу себя в руках, — указал он на неё пальцем, — и только поэтому всего лишь прошу пощадить Роара.

— Я подумаю, — кивнула она и уставилась на стол. — Как-то от меня ускользнуло, что ты тааак ешь…

— Ты

же знаешь, — вздохнул и тоже скорбно посмотрел на стол, — что я спускаюсь вниз и ем, как все, но сегодня Мита решила, что раз я ем здесь, то нужно меня до смерти закормить.

Хэла хмыкнула и оторвала кусок кислой лепёшки.

Стряпуха и вправду перестаралась. Наверное решила едой просить прощения за свои слова и то, что переступила черту в их с фераном отношениях. По крайней мере, Рэтар, точно знал, что пригрозив ей волей, он её очень напугал. Вот результат — раньше, когда он ел наверху, такого пиршества она ему не устраивала.

Было тушёное мясо, овощи, лепёшки — кислая и из вриха, фрукты в кристе, тлус, цнеля, вода, сладкое молоко и отвар из цветов синхи, заготовленных ещё во времена, когда было тепло.

— Я никогда ничего подобного не видела, — отозвалась Хэла, хмурясь и разглядывая еду. — Это что?

И Рэтар ухмыльнулся, стал перечислять и объяснять, что из себя представляет то или иное блюдо. Обед превратился в какую-то по-детски забавную игру и Рэтар осознал, что ему стало легче — тревоги утра отпустили.

— Что такое “валенки”? — спросил он, когда ведьма распробовав лепёшку из вирха радостно её уплетала.

— Слышал? — она хихикнула. — А, поразительная слышимость! Хорошо, что ты не видел. Я ещё и сплясать умудрилась.

— И я такое пропустил? — покачал он головой, на деле хотел бы видеть.

— А то, — кивнула Хэла. — А валенки это такая обувь, практически национальная у моего народа, её валяют из шерсти и она очень тёплая. У меня такие были, когда я маленькая была.

И ведьма стала рассказывать о своих валенках. Ему было безумно приятно слушать её, этот голос, словно варса, ставший таким необходимым, что если вот она замолчит, то вокруг настанет невыносимая, оглушительная тишина.

— Рэтар, а можно купить серую? — спросила внезапно ведьма, даже тона не меняя от своего рассказа про детство: санки, зиму, шубу, дедушку и конюшни. Очередная куча непонятных слов. Хотя про зиму и дедушку он уже понял всё, да и с конюшней разобрался.

— Что? — удивился он.

— Можно ли выкупить серую? — повторила вопрос Хэла.

— Серую? — не понял феран. — Зачем?

— Ну, чтобы с ней жить, — ответила ведьма, как будто это что-то очевидное и само собой разумеющееся.

— Жить? — Рэтар почувствовал себя дураком.

— Ну да, — кивнула она, слегка улыбаясь. — Семья вот такая неправильная, странная, всем поперёк горла стоящая — выкупить, чтобы любить.

— Для кого ты спрашиваешь? — это было очевидно, даже важно.

— Я теоретически, — пожала плечами Хэла.

— Что?

— Ну, предположительно, — она слегка нахмурилась, улыбаясь. — Например, к тебе придёт воин и спросит “а можно ли, достопочтенный феран, выкупить одну из серых?”

— Потому что любит её? — уточнил Рэтар.

— Да. Что ты ответишь?