Призыв ведьмы
Шрифт:
Митар вздохнул:
— Должен, — Роар не стал ей врать.
— И каким должно быть наказание?
— На его усмотрение, — пожал он плечами. — Я не могу знать, если честно. Может он и не будет её наказывать в прямом смысле этого слова. Рэтар… феран, он такой.
— А что будет этому… эм… мужчине? — и она всё-таки посмотрела на него, встретилась взглядом.
— С ним сложнее, — вздохнул митар, отводя взгляд, потому что готов был в эти глаза смотреть не отрываясь. И в голову полезли совсем уж не подходящие мысли.
— Почему? — спросила девушка. — Потому
— А? — он нахмурился и с вопросом снова посмотрел на ведьму.
— Я слышала, что серую можно даже убить, а наказания за это не получить, а если и получить то, только потому что она собственность господина, и он понесет убытки от сломанной вещи, — кажется сейчас она снова разрыдается.
— А? Что? Нет. У нас не так, — поспешил возразить Роар. — У нас никто не трогает серых. Не обижает их. Спроси, если мне не веришь. Да и Хэла… она же наказала его уже, но помимо всего, подвела под то, что теперь он виновен не в том, что поступил плохо с серой, а в том, что солгал ферану.
— Соглать ферану страшнее чем, — кажется она подбирала нужное слово, — обесчестить девушку?
И что ему теперь делать?
— Да, страшнее, — даже думать не хочется, что всё это за собой может повлечь.
Милена нахмурилась:
— Это… это… почему?
— Потому что ложь ферану — это преступление, сродни предательству. Лгать ферану не может никто, особенно те, кто ему служит, особенно воины. А Ворг солгал, а надо было сказать правду, надо было повиниться, признаться…
— И ему ничего бы не было? Он бы вышел сухой из воды? — взгляд её глаз был пронзительным, смотрел с вызовом и негодованием.
“Красивая, чтоб меня, какая же красивая”, — забилось в его голове. Маленькая, ладная, такая растрепанная, глаза влажные, но видно, что злости в ней прям через край, словно вот ещё немного и никому не поздоровится. Интересно, а если она на него напустит чего, Хэла сможет снять?
— Сейчас это не имеет уже никакого значения, — ответил Роар. — Хэла всё равно наговорила бы на него, даже если бы он сказал ферану правду, но в любом случае не был бы виноват в очень тяжком преступлении.
— А что за ложь ферану ему будет?
— Плеть самое легкое, смерть самое тяжелое.
— Смерть за ложь? — удивилась девушка, глаза такие стали распахнутые, стала словно ребенок, которому про чудище какое рассказали.
— Да, — сдерживая улыбку ответил Роар. — Ложь ведет за собой разные последствия. Ложь ферану — это измена его дому, измена его земле, измена слову.
— И митару тоже нельзя врать? — спросила она немного помолчав и изучая землю под ногами.
— Митару? — он улыбнулся. — Митару можно, но лучше не стоит. А то потом митар станет фераном и припомнит кто там, когда ему соврал.
— Такой злопамятный митар? — и хотя волосы скрывали лицо ведьмы, Роару показалось, что она всё же улыбнулась.
— Принципиальный да, но не злопамятный. Хотя, ну смотря в каком случае. Иногда может и злопамятный.
— Даже спрашивать не буду про такие особые случаи, — отозвалась она.
— Да и не надо, —
Она отрицательно качнула головой и он понял, что зря он всё это сейчас сказал — снова напомнил ей о больном, о доме, и чтоб ему, о семье. Вот ведь дурень.
— Прости, — решился Роар на отчаянный шаг.
— За что? — прошептала девушка.
— За то, что призвали тебя. Прости.
Повисла тяжёлая, гнетущая, почти осязаемая тишина.
— Получается, если митар соврёт ферану, то его тоже накажут? — тихо спросила она внезапно, и на этот раз удивился Роар.
— Конечно, — кивнул, потому что обрадовался перемене темы. — Можешь врать хоть эйолу, хоть эла, но ферану нельзя.
— Эла? — переспросила Милена.
— Ну да, это наш правитель, он в столице. Ему никто не может врать, ну так считается, магический запрет, но я однажды соврал и никакой кары на меня не напало, — он вспомнил об этом случае и искренне улыбнулся.
— Почему соврал? — и белая ведьма снова посмотрела на него.
— Я был ребенком и тогдашний эла спросил, нравится ли мне новая супруга моего отца, — пояснил мужчина.
— И?
— Я ответил, что нравится, но на деле вообще не нравилась.
— А почему нельзя было сказать правду? — поинтересовалась девушка.
— Потому что супругу отцу подбирал эла и… — Роар вздохнул, — скажем, нрав у него был тяжёлый. Перечить не стоило, даже если ты ребёнок.
— Вообще как можно спросить у ребёнка нравится ли ему женщина, которая теперь будет ему вместо матери, — грустно поинтересовалась девушка скорее сама у себя, чем конкретно у Роара.
— Ну, матери я своей всё равно не знал, так что ничего такого, — пожал он плечами.
— А что случилось с твоей мамой?
— Она умерла, рожая меня.
— Прости… — пробурчала девушка, сжавшись. — Мне очень жаль.
— В смысле? — удивился Роар.
— Ну… это… — она была озадачена.
— Ты не виновата в том, что моя мать умерла, так что тебе не за что просить у меня прощения. И сожалеть уже тоже не о чем, — ответил митар.
— Просто у нас принято так, — пояснила белая ведьма. — Это соболезнование, я сочувствую твоей потере, и я приношу извинения за то, что своими словами или вопросами заставила тебя вспомнить об этом.
— Хм… у нас так не принято. Бывает, когда ты мог бы что-то сделать, но не сделал, тогда можно говорить о сожалении, но в этом случае, — Роар пожал плечами. — Я видел её только на весьма плохих по качеству портретах. Мита говорит, что я на неё похож, хотя не очень понимаю как я могу быть похож на неё, когда у меня одно лицо с моим отцом, в общем это странно.
— Дети всегда похожи на обоих родителей, — заметила Милена. — Иногда это даже необъяснимо. Ты можешь иметь едва уловимое сходство, например, в манерах, или в улыбке. У меня лицо моей матери, а улыбка моего отца и все говорят, что я похожа не него, хотя на самом деле вылитая мама.