Про котиков и не только
Шрифт:
— А лук не сгодится? Тоже ведь гадость! Тима:
— Фиг его знает. Чеснок — точно, а лук — не знаю. Сева:
— Ну, тогда попали!
Тима усиленно размышляет. Затем радостно хлопает себя по лбу. — Эврика, не пропадем!
Сева:
— Чего удумал-то?
60
Тима:
— А то ты не догадался? Сева тоже думает:
— А-а — понял: если нет, то надо стащить, а у кого? Тима:
— Знамо дело, у Ароныча, у него куркуля, точно есть!
Поздно вечером, когда стемнело,
Уже на чердаке: Тима:
— Хорошо сходили, яподсчитал двадцать— ты, дадвадцать шесть я припер. Думаю, хватит!
Вешают чеснок, где только могут достать.
Нечистая сила сидит в своем логове. Старший:
— Ну, чо, братва, летим и сегодня, в натуре, пугать шерстлявика Тимку?! Бригада:
— Летим! И Севку тоже пугнём! Старший:
— Ну, это-то, навряд ли получится. Он, небось, опять в дупель! А такому сами знаете и море по колено!
Бригада озадаченно:
— Да, похоже, этот парень не по нашим зубам!
Ночь — самое пугательное время. Бригада нечисти, взбирается по лестнице на чердак. Старший уже у самого входа. (Нюх-нюх):
— О, бля, в натуре влипли! Это же чеснок! Вот сволочь, никакой жизни нам, нечисти, нету! — Братве: — Что делать то будем?
Братва хором:
— Ну, на нет и суда нет. Айда, Шеф, тогда к Аронычу! Шеф, поводя рылом:
— Только чур, пить не до усёру!
На другой день, Ароныч, где-то около полудня, сразу видно, что не в настроении, выходит из дома и идет по направлению к со-ртиру. По пути замечает, что грядки с чесноком значительно поредели, останавливается.
Ароныч:
— Ё-моё, в натуре, и на чеснок позарились. Все, больше столько не пью. А то так вообще все просрать можно!
Сказав это, злой, как черт, скрывается за дверью туалета.
61
За два часа до этого, Сева просыпаясь, уже вставшему Тиме: — Ну как, помогло?
Тима радостно:
— А то как же, наука великая сила! Сева, ещё зевая:
— Тогда я тоже доволен!
Конец, возможно, самой коротенькой сказочки.
17 января 2007 г.
Тимкина благодарность
(Тринадцатая сказочка)
Квартира жены Свеклина, людей нет дома. Сева смотри телевизор, а заодно и приглаживает шерстку Тиминой щеткой. Тима на кухне пишет натюрморт. С некоторых пор он заделался художником. Ходит теперь по квартире в берете и шарфике. Рисует пока еще не очень, но уже исправляется и, даст бог, все же станет-таки большим масте-ром, хотя бы среди животных!
Сева переключает на новости. Показывают кадры казни Саддама Хуссейна.
Сева, переставая чесаться, негодующе:
— Звери, а не люди! Ты посмотри, что делают. Он же
Читает титры. Бывший диктатор Ирака Саддам Хуссейн казнен там-то и тогда-то… мировая общественность взбудоражена поспеш-ным решением нынешних властей Ирака!
Сева:
— А я что говорю? Это несправедливо и, без базара, в натуре! — Орет на всю квартиру, — Сволочи! как не стыдно, убью!
Кидает в телевизор чесалку. После молотит по экрану лапками в припадке гнева.
Арнольд (крыса) из коридора, вылезая из своего ящика: — Севастьян, чего опять орешь-то? или забыл, что я в это время
отдыхаю! Сева:
— Да пошел ты… Тут человека убивают, а я, что терпеть должен?! Арнольд, уже заинтересованно:
— А кого?
62
Сева:
— Какого-то Хуссейна старого! Арнольд:
— Неужто Саадама все-таки казнили?! Сева:
— Ага, только что! Арнольд:
— О, бля, самое интересное-то япроспал! Не, меньше пить ижрать надо, а то вечно в сон клонит.
Севастьян, если будет еще что-нибудь стоящее, буди, не стесняйся! Снова забирается в ящик и продолжает спать, как ни в чем не бы-
вало!
Тима с кухни:
— Братик, чего горланишь-то? Обожди, скоро буду, уже почти за-кончил!
Делает несколько завершающих мазков, потом, откладывая кисти, любуется проделанной работой. На картине накалякано нечто вроде квадрата Малевича, только больше смахивает на трапецию.
Моет руки и идет в комнату. Тима:
— Чего опять?
Замечает на полу, брошенную в сердцах Севкой щетку-чесалку: — Так-так, значит, своим добром пользоваться не хочешь,
все на чужое заришься?!
Поднимает чесалку, рассматривает:
— Ох, скотина, сколько волосни нанизал-то! Чистит щетку.
— Ладно, говори уж!
Севка, смущенный тем, что плохо обращался с имуществом брата: — Да я и не орал вовсе. Обидно просто было.
Тима: — А с чего? Сева:
— Так это, казнили все-таки Хуссейна! Тима:
— Во, блин! А чо, и, правда, показывали как?! Сева:
— Показывать-то показывали, но как-то не очень. Съемка, видать, любительская!
Тима:
— И как он, не испугался?
63
Сева:
— Не, вел себя геройски! Тима:
— Молодец! А все же жалко. Сева:
— Не то слово!
Плачет. Затем уже и Тима за компанию. Сева сквозь слезы:
— Это все американцы! Заставили, небось! Тима, вытирая слезы и беря себя в руки:
— А то как же. Ох, не люблю я эту Америку, лучше бы ее не было вовсе!
Сева, наконец, кончив плакать, торжественно: — Я решил протестовать против произвола! Тима:
— А как?