Про Лису (Сборник)

Светлая Марина

Пианист откладывает это фотокарточку в сторону и тянется за следующим из общей кипы. Совершенно случайно — Лионец. Общих фотографий у них нет. Но одна его затесалась. Однажды Лионец приезжал к ним в Ренн, вскоре после войны. Они крепко надрались тогда. И рассорились из-за какой-то глупости. Но ни ссоры, ни связи меж ними картинка не показывает. Строгий взгляд и военная форма, которую оба они ненавидели. Таким Лионец никогда не был. Злым, раскаленным добела от ярости, хохочущим, когда другие молчат, почти безумным — был. Строгим, закованным в эту чертову форму — нет. Хоть

выбрасывай. Но вместо этого Пианист бережно вставляет ее в альбом. Пусть остается — другой-то так и не нашлось.

А вот еще. Снова Лиса. Откуда-то из расцвета. По одну сторону ее импресарио, по другую — ее Изумруд, когда они были вместе. Где-то сзади, длинный, длиннее всех, он сам. Все как в жизни, но капельку не так. Они бесконечно веселились в конце тридцатых, и уже тогда он чувствовал, что это агония. Стоять за спиной — и ревновать ко всему миру. Не отнимать свободы — и стоять за спиной. Нужно быть безумным, чтобы отважиться на такую жизнь. Он отважился, она — нет. А здесь просто трое людей за кулисами театра, где она должна была петь в тот вечер. Тени, а не люди, которыми они были тогда. Разве можно доверить камере то, что бушует в изнанке?

Свадебная фотография. Почти такая же, как стоит на полке в изящной рамке. Только здесь Лиса смеется — он все-таки ущипнул ее за бок, совсем незаметно для объектива фотоаппарата. Фотограф не может видеть всего. Смех Лисы он увидел. Его серьезный взгляд — тоже. А сосредоточенные лисята выражений лиц не сменили. Разве это были они? Розовые банты вечно сбившихся кос, чернила на ладошках, выправленная из штанишек рубашка — здесь же только торжественные, но совсем не веселые мордочки. Будто и не лисята.

Да что могут видеть эти фотографы? Осколки его мира… Не больше. Самое важное на фотографию не попадает. Кем нужно быть, чтобы знать о других то, что они не покажут камере? Кем нужно быть, чтобы знать самое важное? Искр на земле совсем мало. Ему за всю жизнь встретилась только одна.

Она вся и была золотой, как искра.

Цветная карточка едва ли хоть немного передает ее цвет. Но золото волос здесь все-таки есть. Глаз вот не видно. Почти совсем не видно. Набережная Картахены. Первый вечер. Здесь они вдвоем. Она улыбается — она всегда улыбается — в объектив, прислонившись спиной к его груди. А он, обхватив ее за талию, будто боится отпустить, крепко сцепил пальцы у нее на животе. Первый день в Испании. Мучительно сладкое воспоминание. Туда они уехали после свадьбы на целый месяц, оставив детей в Бресте в полновластное распоряжение деда. Они всегда были эгоистами, оба. И думали только о себе. Он — о ней. Она — о нем. Иначе сонатно-симфонический цикл не складывался.

— Фотографии будут готовы завтра, — весело говорил фотограф. — Но если сеньора позволит, я хотел бы сделать ее портрет! Я собираю красивые лица, а сеньора очень красивая.

Пианист едва слышно фыркнул у ее уха и перевел, добавив от себя:

— И по-прежнему каждый мнит себя художником, вместо того чтобы просто просить твоего автографа.

— Ты обидел меня и даже не заметил! — деланно нахмурила брови Лиса и тут же улыбнулась фотографу. — Конечно же, я

позволю. Закажу один для себя. И подарю его тому, кто сомневается в моей красоте.

Она бросила быстрый взгляд на Пианиста и вынула из сумочки помаду, такую же яркую, как и несколько нитей богемского карбункула, оплетавших ее шею. Он со всем вниманием, на какое был способен, глядел, как она красит губы, рассматривая себя в зеркальце пудреницы. И уголки его рта дергались в улыбке. До тех пор, пока он не разлепил его и не сказал:

— Карточки с твоим лицом я собирал до войны. Их тогда продавали с марками и открытками.

Она удовлетворенно кивнула своему отражению и с усмешкой отметила:

— С некоторых пор у тебя есть преимущество — мою фотографию ты получишь бесплатно.

Ничего в жизни нельзя получить бесплатно. Об этом Пианист и Лиса знали не понаслышке. За мгновения, подобные той минуте, платить приходится подчас очень дорого. Лучи закатного солнца касались ее кожи — розовой и нежной, чуть только загоревшей за один-единственный день у моря. Кажется, целую вечность он обещал ей это море и это солнце. Обещания следует выполнять.

Это Пианист и не преминул отметить — как знал, как умел. Одними губами ей на ухо:

— У тебя кокетничают даже каблуки туфель!

— Теперь ты уверен, что знаешь все не только про меня, но даже про каблуки моих туфель, — усмехалась Лиса, выпуская на свободу яркие локоны, упруго рассыпавшиеся по плечам и спине.

С таинственным видом прятала в сумку шпильки, улыбалась фотографу и принимала художественные позы. Она легко меняла выражение лица с загадочного на коварное, бросая на мужа быстрые взгляды, такие же загадочные и коварные. Они могли обещать слишком многое и одновременно не значить ничего. Если бы Пианист не знал Лису.

Их первый вечер в Картахене тем и запомнился. Ее игривостью, его влюбленностью. И еще тем, как отчаянно хотел он танцевать с нею, ощущая ладонями шелк ее платья и шелковистость ее кожи под тканью. Но принимая то, что она не станет, не захочет, не сможет. Сюда они сбежали от прошлого и от себя. Кто он такой, чтобы напоминать ей звучание музыки, которая однажды стала ей невыносима? И по его вине тоже — не уберег.

В прежние времена, когда они еще не были вместе, он мечтал отвезти ее домой, показать ей места, где вырос. Мечта и тогда казалась несбыточной, теперь и подавно — дома больше уже не осталось, семьи не осталось, показывать нечего. Но Испания вот на месте. И что-то в нем по-прежнему болезненно отзывалось на звучание речи.

Пальцы его вздрагивают, и он убирает в сторону фото на набережной. Из того отпуска было еще несколько карточек, не только портреты Лисы. Они в бумажном пакете. Но не их он ищет.

Коллективная фотография из шталага, не вызывавшая больше ужаса. Новорожденные лисята у них на руках. Бернабе с женой и самим Пианистом. Он в оркестре. Еще что-то довоенное. Когда-нибудь у них будет время привести здесь все в порядок? Кажется, едва ли. Слишком много всего.

Пальцы натыкаются на очередную фотокарточку. Приблизить ее к глазам — маленькая, мелкая, неудачная.