Про муху и африканских слонов
Шрифт:
— У соседей.
«Еще не все потеряно, — подумал я. — Одним молотком полку не приколотишь. Гвоздей-то нет».
— А вот и гвозди, — сказала мама. — Принимайся за дело.
«Черт бы побрал этих соседей. Все у них есть».
Я бросился в коридор, приколотил полку и через минуту снова сидел перед экраном.
— Что ты натворил? — раздался вновь голос мамы.
— Прибил полку, — ответил я невозмутимо.
— Прибил, называется.
— Что, уже упала?
— Взгляни на свою работу.
Я вышел
— Ни о чем тебя нельзя попросить, — досадливо сказала мама.
В это время в двери щелкнул ключ, и тут выяснилось, что полка имела третий недостаток: папа не мог войти в квартиру, потому что полка не позволяла распахнуть дверь.
С того дня я твердо усвоил, что «просить меня ни о чем нельзя». Так сказала мама.
Правда, однажды папа сделал еще одну попытку увидеть во мне помощника. Он попросил меня наточить кухонный нож.
— Раз плюнуть, — с готовностью сказал я. Я вообще не отказывался, если меня просили.
— Постарайся, — сказал папа.
— Не волнуйся, — успокоил я его. — Наточу — волос на лету можно будет рубить.
Через несколько минут все было готово.
— Пожалуйста, — протянул я нож.
Папа и мама долго пытались угадать, какой стороной ножа можно было пользоваться раньше.
— Действительно, ни о чем нельзя попросить, — попытался как можно спокойнее произнести папа.
— Я вообще большой оригинал, — с ухмылкой заявил я.
— А как ты это понимаешь? — взглянул на меня с некоторым интересом папа.
— Перво-наперво делать работу не как все, а творчески. Главное, чтобы все было наоборот. Понятно?
Мама безнадежно махнула рукой, а папа тяжело задумался.
Тут вошла бабушка и попросила меня полить цветы.
— Ты хочешь, чтобы у нас больше не было цветов? — спросила мама.
— Я сам полью, — включился в разговор папа, — с ним лучше не связываться.
Папа и мама уже хорошо освоили мой творческий метод, а бабушка еще была неученая.
«Но ничего, — подумал я, — учиться никогда не поздно».
— Что же ты стоишь? — спросила бабушка.
— Да вот размышляю, как пооригинальнее выполнить твое поручение: то ли протянуть водопровод к подоконнику, то ли сделать люк в потолке, чтобы дождь орошал.
Тем временем папа выполнил свою «угрозу»: полил цветы не оригинальным способом — из баночки. А мне только этого и надо было.
Бабушка позвала папу и маму в кухню, и они долго о чем-то шушукались.
Назавтра, когда я проснулся, никого дома не было. На кухне я обнаружил записку:
«Арелав! Итемдоп колотоп,
Инзяргаз удусоп, исенирп в мод росум,
Идутсо
Амам, апап, акшубаб».
Я с удивлением посмотрел на эту абракадабру и попробовал прочитать ее наоборот.
«Валера! Подмети потолок.
Загрязни посуду, принеси в дом мусор,
Остуди чай.
Мама, папа, бабушка».
И вдруг мне все стало ясно. Я узнал почерк бабушки. Она у меня тоже большая оригиналка. Еще раз взглянув на записку, я тоскливо поплелся за веником.
В гостях у «экспоната»
Недавно меня назначили вожатым в четвертый класс «А».
— Ребята там хорошие, — сказали мне, — есть, правда, один экспонат — Генаша Кузин.
— Что вы имеете в виду? — насторожился я.
— Да так… — ответили мне туманно. — Сам узнаешь.
Мне захотелось поскорее познакомиться с классом. Стараясь изо всех сил выглядеть солидно, я распахнул дверь.
— Здравствуйте, — сказал я. — Я ваш новый вожатый.
Воцарилась настороженная тишина.
«Кто же из них «экспонат»? — думал я, вглядываясь в лица ребят. — Может, этот вихрастый? Или вон тот, что жует жвачку? А может, тот, который охотится за мухой на последней парте?»
— Ребята, — спросил я, — кто из вас Гена Кузин?
— Генаша?.. А его сегодня не было! — выкрикнули с последней парты.
— Заболел?
Все дружно захохотали, как будто я сострил. Мне тут же стало понятно, что в классе нет человека здоровее Генаши.
Поговорив с ребятами, я спросил, между прочим, адрес Кузина. Точно никто не знал. Но как найти его дом, объяснили: второй после булочной.
— Ты там спроси во дворе. Генашу все знают, — заверили меня.
Первый, кого я встретил в Генашином дворе, был стриженный наголо мальчишка, который подкидывал головой мяч.
— Двадцать шесть… двадцать семь… — считал он.
Голова и мяч были так похожи, что временами казалось, будто они меняются местами.
— Послушай, — сказал я, — не знаешь, где тут живет Гена Кузин?
Стриженый повыше подкинул мяч и успел с интересом посмотреть на меня.
— А зачем он тебе? — спросил он. — Двадцать восемь… двадцать девять…
— Я его вожатый.
— А-а-а! Прорабатывать пришел!.. Давай, давай. Правильно… Тридцать… тридцать один… Он живет в десятой квартире. Только, знаешь что?.. Тридцать два… тридцать три… — Стриженый наморщил лоб.
— Что?
— Его голыми руками не возьмешь. Хитрый, черт! Тридцать четыре… тридцать пять… Придуряться начинает, мозги крутить: и школу он не прогуливал, и старшим не грубил…