Пробирная палата

Паркер К. Дж.

Повара уже дошли до передних ног и сейчас резали шкуру вдоль кости длинными, острыми ножами.

– Не мое это дело, комментировать, – сказал Бардас, – но когда приходится брать ответственность за жизнь других людей, риск всегда велик. Всегда существует возможность чего-то в этом роде.

– О да. Это настоящий кошмар, – согласился полковник, делая грустное лицо. – Ты отвечаешь за всё, когда это всё начинает идти не так, как надо, отвечаешь за всё, когда вступаешь в сражение, которое нельзя выиграть, штурмуешь неприступный город и сдерживаешь неудержимую орду. Можно сказать, ему просто повезло. Будь на его месте вы или я, сделали бы мы лучше?

И вот наконец повара сняли шкуру, стянув ее

с плеч животного, не повредив ни кожу, ни мясо. Плоть слегка поблескивала в пламени костра, похожая на тельце новорожденного или на человека, снявшего доспехи после долгого, жаркого дня. Мужчины приступили к разделке туши, а мальчишка-поваренок взялся за голову.

– Лично я собираюсь по праву старшинства потребовать мозги, – с улыбкой сказал Эстар. – Очистите их от костей, потушите полчаса в рассоле, добавьте пару яиц и немного лимонного сока, и нет ничего вкуснее. Некоторые считают, что мозги следует поджаривать на масле, но, на мой взгляд, это святотатство.

Бардас пожал плечами:

– Моя мать, бывало, готовила их, когда мы были детьми, но как она это делала, и что у нее получалось, я уже не помню. Все выходило на один вкус. С тех пор я вообще равнодушен к еде.

Полковник рассмеялся:

– Мне вас жаль. Вы упустили одно из величайших удовольствий жизни, а теперь, как мне кажется, учить вас ценить вкус пищи уже поздно. Это просто позор. – Он внимательно следил за успехами поваренка. – А я-то думал, что перимадейцы славятся разнообразием и качеством своей кухни.

– Когда-то так и было, – сказал Бардас. – По крайней мере люди рассказывали, что так было. Я верил им на слово.

– А как насчет вина? – полюбопытствовал Эстар. – Или вы не пьете?

– Мы пили в основном сидр. Дешевый, но крепкий. Действует сильнее, чем вино; по крайней мере сильнее, чем то вино, которое мне доводилось пить там, где я бывал. Не думаю, что он пришелся бы вам по вкусу.

– Что касается меня, то я свою долю пойла выпил еще когда был школяром без гроша в кармане. Замечательно, как быстро к нему привыкаешь в отсутствие чего-либо другого. – Бардас заметил, что его собеседник прямо-таки не спускает глаз с поваров. В этом пристальном наблюдении было что-то большее, чем простое внимание гурмана к деталям процесса приготовления блюда. Вероятно, заметив его удивление, Эстар улыбнулся. – У нас дома все это – часть образования мальчика. Нас одновременно учат писать, знакомят с основами алгебры и геометрии и прививают навыки кулинарии. Суть в том, чтобы к десяти годам мальчишка взял в руки баранью голову и острый нож, удалился на пару часов, а потом вернулся с великолепно приготовленным жарким из баранины, приправленным розмарином, и подал его так, как это записано в Книге. Будь я сейчас дома, занимался бы тем же самым: у нас приготовить угощение для гостя считается привилегией хозяина, и мы относимся к подобного рода вещам очень серьезно. Хорошая пища, хорошее вино, хорошая музыка и хороший разговор. Все остальное – не более чем необходимое зло.

– Интересная точка зрения, – дипломатично заметил Бардас. – Конечно, многое зависит от того, есть ли в доме вообще какая-то еда.

Эстар нахмурился и тут же рассмеялся.

– Вы упустили самое главное. Суть роскоши, – объяснил он, – в простоте. Роскошь не имеет никакого отношения к богатству и могуществу; просто они часто находят друг друга, как мухи и навоз. Предположим, у вас нет ничего, кроме пращи и нескольких камней. Вы идете в горы и убиваете куропатку, или в лес за кроликом, по пути собираете нужные травы, а придя домой, готовите пищу, приложив чуть больше старания и внимания, чем это абсолютно необходимо. Хорошее вино делается из того же сырья, что и плохое, а уж хорошая музыка и хорошая беседа вообще ничего не стоят. – Он вздохнул и

заложил руки за голову. – Вам надо бы почитать старых поэтов. Далшин, Силат. «Стрела, пахнущая розой». Они о простоте жизни, об идеальном существовании, очищенном от всего наносного и злого, излишнего и чуждого. В этом корень нашей культуры, в этом ее источник. «Никто не сложит шелк, как роза…»

– Понятно, – поспешил вставить Бардас, пока его собеседник делал вдох, чтобы продолжить декламацию. – Но тогда что вы делаете здесь?

Полковник закрыл глаза.

– Необходимое зло, – ответил он. – Для того чтобы вести идеальную жизнь, нужно сначала обеспечить жизнь стабильную и безопасную. Можно ли сосредоточиться на постижении сути жизни, когда вам угрожает опасность извне? Армия и провинции – это стена, которой мы отгородились от мира, доспехи, необходимые для защиты, сила остается снаружи, сохраняя милую простоту внутри. К сожалению, это означает, что кому-то из нас приходится поворачиваться спиной к самым важным вещам. Что ж, оно того стоит, ведь мы знаем, что простота совершенства всегда там, ждет нашего возвращения. – Он открыл глаза и сел поудобнее. – Вы улыбаетесь, очевидно, не согласны.

Бардас покачал головой:

– Вообще-то я думал о доме, том месте, где я вырос, в Месоге. Вот уж где все так просто, что дальше некуда.

– Да?

– Определенно.

Полковник вскинул брови.

– Вы давно там не бывали?

– Около четырех лет, – ответил Бардас. – И не могу сказать, что мне уж очень понравилось то, что я увидел в последний раз.

– Месога… Месога… – задумчиво повторил Эстар, словно припоминая что-то. – Это не там ваш брат?

Бардас кивнул:

– Вот Горгас наверняка бы согласился с вами. Насчет того, что дом и все такое – это и есть самое важное. Для него на первом месте всегда стояли семья и дом. По крайней мере так он предпочитал думать. Я в общем-то придерживался того же мнения, пока однажды не вернулся и не увидел свою семейку. – Он улыбнулся. – После того я, собственно, и вступил в армию Империи.

– Извините, не понял.

– Империя большая, – пояснил Бардас. – А я хотел быть как можно дальше и от дома, и от семьи.

– О! – Судя по выражению лица полковника, такая концепция оказалась для него не вполне понятной. – Ну что ж, ваша беда обернулась выгодой для вас. Вы рады тому, что делаете?

Бардас нахмурился:

– Не знаю. Не уверен. По-моему, рад или не рад, это не слишком надежный критерий. Все равно, что спрашивать человека, вцепившегося после кораблекрушения в мачту, о том, нравится ли ему ее цвет.

Эстар насмешливо улыбнулся:

– О, перестаньте. Уверен, вы перебираете по части мелодраматичности. Вы сильный, здоровый мужчина в цвете лет. Конечно, вам приходится работать, чтобы добыть средства к существованию, но не лучше ли добывать их, занимаясь тем, что вам приятно, или по крайней мере тем, что не противно? Я упоминал о вымышленном охотнике с пращой и камнями. Пусть у него нет ничего другого, но он имеет возможность уйти в горы. Если вам не по душе быть солдатом, уходите и найдите другое занятие: плетите корзины, лепите горшки или пугайте ворон. А то сделайте себе пращу. Наберите пригоршню камней и ступайте, куда глаза глядят.

Бардас ответил улыбкой. Мальчику удалось-таки наконец разбить голову овцы, и теперь он вычерпывал оловянной ложкой белые, растекающиеся мозги. Рядом с ним стояла чашка.

– Да, но прежде чем идти, мне бы понадобились те самые доспехи, о которых вы упомянули. Надо же как-то обезопасить себя от врагов.

Эстар пожал плечами:

– Вы могли бы жить в глубине Империи. Там, в глубине, вдали от границ, вам ничто не грозит. Там вы будете вдалеке от всех ваших врагов, а если они даже и доберутся до вас, то вряд ли посмеют тронуть.