Пробирная палата
Шрифт:
Добро пожаловать на новое испытание, Бардас Лордан. Мы знали, что ты не сможешь остаться в стороне.
Что, черт возьми, случилось с полковником Эстаром? Здравый смысл подсказывал, что тот пал при первом залпе, но Бардас этого не видел. Убежать он просто не мог. В конце концов, Эстар Сын Неба, и даже Лордану нужно во что-то верить. Если полковник погиб… конечно, такого не может быть, командующие армиями не погибают в первые мгновения битвы. Но если он все же умер – а ведь Максен, не забывай, умер, — то вся полнота власти переходит к сержанту Лордану, по крайней мере до тех пор, пока из Ап-Эскатоя
Перед ним стояла и еще одна интересная проблема, требующая проявления полководческого таланта. Чтобы приблизиться к противнику, нужно было спуститься по крутому склону, держа при этом строй, но доспехи, защищавшие пехотинцев, тянули их вниз, заставляли почти бежать. Чтобы удержаться на ногах, приходилось тормозить, упираться каблуками в сухой, крошащийся дерн. Со стороны все, наверное, выглядело довольно смешно: целая армия катится с горы, люди падают, кувыркаются, налетают друг на друга, скользят на задницах, и все смешивается в один огромный ком из плоти и железа – такое случается на войне не так уж редко, из-за подобного рода вещей происходят катастрофы и проигрываются кампании.
В этот краткий миг, когда вся картина предстала перед Бардасом с полной ясностью и как бы со стороны, он будто заглянул в будущее: вот груда забракованного хлама, а вот стоящие наверху кочевники, они стреляют не целясь, почти наугад, и хохочут так, что едва не роняют луки. Образ-фантом был настолько ярким, живым и четким, что ничем не отличался от действительности.
Бардас крикнул офицерам, чтобы держали строй, замедлили наступление. Услышать его мог кто угодно, но превратить слова в действие умели лишь офицеры, настоящие командиры, знающие свое дело, и ему не оставалось ничего другого, как только надеяться, что таковые найдутся. А между тем с неба падала очередная туча стрел, они отскакивали от брони, скользили по ней, втыкались в лица и тела тех, кто спускался позади, и с этим ничего нельзя было поделать, на них нельзя было даже обращать внимание, как на оводов в жаркий летний день. У армии оставался только один путь – вниз. Попробуй она сейчас повернуть и отступить, все покатились бы назад.
Последние ярды пришлось пробежать. До низины добрались немногие, большинство не удержалось на ногах, и каждый, кто упал, свалил еще двоих или троих. На них не обращали внимания, разберутся сами, если смогут. Бардас знал, что там, под убитыми, есть и живые, придавленные телами погибших, как в подкопе при обвале. Им придется подождать, а дождутся ли… это зависит от того, сможет ли генерал, он же сержант Лордан, выиграть сражение. В противном случае они так и останутся лежать, пока не умрут, или пока не появятся стервятники, чтобы собрать трофеи и освежевать тела.
Никогда не передавай бразды командования в руки чужестранцу. Отличный рецепт для желающих проиграть.
Солдатам удалось спуститься по склону, но самое сложное ждало впереди. Подъем был не очень высоким, но крутым, а на вершине стоял враг. Почему он не остался на чертовой ферме? Куда легче таскать на спине мешки с зерном, поднимаясь по лестнице на чердак. Каждый шаг отдавался напряжением всех мышц. Казалось, они сейчас вырвутся из-под кожи на коленях и бедрах. Он чувствовал их предел – не очень-то умно, Бардас, ты сам себе вредишь, – а при мысли о том, что, поднявшись на гребень, придется еще и драться, едва не расхохотался вслух. Если кто-то желает с ним сразиться, пусть сначала поможет вползти наверх, как помогают старику, потерявшему костыли и едва держащемуся на ногах.
Стрелы, ударяясь о броню,
Бардас смотрел прямо на пару сапог. Это были старые сапоги, поношенные, со сбитыми мысками. Когда-то у меня были такие же, подумал он, и только успел вспомнить, что снял их с мертвеца после сражения на равнине, как владелец сапог пнул его в лоб. Вопреки всему Бардас не удержался от ухмылки – смеяться он не мог, потому что не хватало воздуха – и тут же услышал взвизг боли. В следующий момент – он по-прежнему не видел ничего, кроме ног стоящего выше мужчины – Бардас, подавив боль, рванулся вперед вместе со своей пикой, тяжеленной сумкой, взятой неизвестно для чего и пока еще не пригодившейся.
Бой. Ну что ж, это нам знакомо. По крайней мере здесь я знаю, что и как делать.
Не теряя инерции рывка, Бардас выбрался на гребень, переступил через мертвеца с торчащей из живота пикой и шагнул вперед. Кто-то, кого он не видел, ударил по его плечу – напрасные старания. Бардас не остановился, не повернул головы, словно стал объектом приставания уличного пьянчуги – а кому охота тратить силы на пьяницу? – и прошел мимо. Он попытался вздохнуть, втянуть в себя весь воздух мира. Но горло перехватило, будто в нем застряло целое яблоко. Какой-то идиот попытался ткнуть в него пикой, но Бардас лишь поднял и опустил руку. Ее веса вполне хватило, чтобы придать мечу достаточную силу – лезвие разрубило кость и плоть, броня сделала все необходимое, человек внутри нее не имел к происходящему почти никакого отношения.
Вот оно и случилось, подумал Бардас, вытаскивая меч из рассеченной ключицы. Я оброс броней, и только она, стальная часть меня, жива.
Его испытывали, чем только могли: мечами, копьями, алебардами, в него швыряли камни, били дубинками. Но броня не поддавалась. Им было далеко до Болло с его кувалдой. В свою очередь их плоть и кости оказались полным браком, проверку не прошел никто. Когда рубка закончилась и Бардас огляделся, вокруг валялись руки и ноги, головы и туловища. Ничего удивительного, подумалось ему, ведь они все сделаны из совсем другого материала, а вступать в сражение, не будучи самому стальным, полное безумие.
Когда конница прибыла наконец к месту действия, все было уже решено. Никто этому не обрадовался, как и тому, что армия перешла под командование чужеземца, да еще и сержанта пехоты. Капитаном конницы оказался перимадеец по имени Алетриас Саравин. Бардас попытался передать командование ему, но из этого ничего не вышло.
– Черта с два, – сказал Саравин. – Прошлый раз вы все напутали, теперь у вас есть возможность исправиться.
Бардасу показалось, что спорить с ним бесполезно, так что он отказался от всяких попыток и приказал капитану взять три роты и провести разведку, обращая особое внимание на возможное присутствие поблизости значительных групп лучников. Саравин ускакал, а Бардас распорядился разбить лагерь на ночь.