Проблемы культуры. Культура переходного периода
Шрифт:
Успешность антирелигиозного натиска, который был нами проделан за последние годы, объясняется именно тем, что передовые слои трудящихся, прошедшие школу революции, т.-е. активного отношения к государству и общественным формам, легко стряхивали с себя шелуху религиозных предрассудков, вконец подорванных предшествующим развитием. Но положение значительно меняется, когда антирелигиозная пропаганда распространяет свое действие на менее активные слои не только деревни, но и города. Те реальные знания, какие ими приобретены, настолько ограничены и частичны, что им не тесно рядом с религиозными предрассудками. Голая критика этих предрассудков, не находя необходимых точек опоры в личном или коллективном опыте, не дает результата. Тогда необходимо бывает подойти с другого конца: расширить сферу общественного опыта и реального знания. Пути к этому очень различны. Общественные столовые и ясли могут дать революционный толчок сознанию женщины-хозяйки и чрезвычайно ускорить процесс ее отрыва от религии. Авиационно-химические способы истребления саранчи могут сыграть такую же роль в отношении крестьянина. Самый факт участия в жизни клуба, выводящий рабочего и работницу из тесных клеток семейной квартирки с иконой и лампадкой, есть также один из путей к освобождению от религиозных предрассудков. И так далее, и так далее. Клуб может и должен измерять силу сопротивления религиозных предрассудков и находить обходные пути в смысле расширения опыта и знаний. Таким образом, и в антирелигиозной борьбе периоды открытой лобовой атаки сменяются периодами блокады, сапы, обходных движений. В общем и целом, мы именно в такой период сейчас и вошли, но это не значит, что мы в дальнейшем еще не перейдем снова к атаке развернутым фронтом. Нужно только подготовить ее.
Наша атака на религию была законна или незаконна? Законна. Дала она результаты? Дала. Кого она к нам привела? Да тех, кто предварительным опытом был подготовлен, чтобы освободиться окончательно от религиозных предрассудков. А дальше? Дальше остаются те, которых даже величайший опыт Октября не настолько потряс, чтобы освободить их от религии. И тут формальным методом антирелигиозной критики, сатиры, карикатуры и пр. достигнуть можно малого. А если слишком нажимать, то можно получить и обратный результат. Тут нужно снова сверлить скалу, – правда, не бог весть скала какая крепкая! – закладывать динамитные патроны, протягивать бикфордов шнур… Через некоторое время последует новый взрыв и новый обвал, т.-е. новый народный пласт будет оторван от косной глыбы… Резолюция съезда и говорит нам о том, что мы сейчас в этой области должны от взрыва и атаки перейти к более длительной работе расшатки, прежде всего путем естественнонаучной пропаганды.
Чтобы показать, как неподготовленная лобовая атака на религиозные предрассудки может иногда дать совершенно неожиданные результаты, я приведу один в высшей степени интересный пример, совершенно свежий, который я знаю из уст отдельных товарищей, так как, к сожалению, в печати этот пример не был еще освещен. Дело идет о норвежской коммунистической партии. Как вы, вероятно, помните, в прошлом году эта партия раскололась на оппортунистическое большинство, под руководством Транмеля, [43] и революционное меньшинство, верное Коминтерну. Я спрашивал товарища, жившего в Норвегии, каким образом Транмелю удалось увести за собой
43
Раскол в норвежской компартии. – 1917–1920 гг. отмечены в истории рабочего движения Норвегии резким полевением широких трудящихся масс. В 1920 г. левое крыло «рабочей партии Норвегии», возглавляемое Кюрре и Грейном, оказалось в подавляющем большинстве и постановило присоединиться к Коминтерну. Незначительная группа правых не подчинилась решению большинства и образовала «норвежскую социал-демократическую партию». Однако, вскоре произошел раскол и внутри обновленной рабочей партии. На чрезвычайном съезде партии 2 ноября 1923 г. большинством 156 голосов против 109 было постановлено ответить отказом на требование Исполкома Коминтерна о безоговорочном принятии соответствующих решений конгрессов Коминтерна. Меньшинство ушло со съезда и постановило образовать самостоятельную компартию. Основная причина раскола заключалась в том, что большинство вождей, под давлением масс согласившееся на присоединение к Коминтерну, по существу не изменило своих социал-демократических и реформистских убеждений. Важную роль сыграла также организационная неоформленность рабочей партии, члены которой входили в нее не индивидуально, а коллективно, через соответствующие профсоюзы. В результате в «норвежской рабочей партии» оказался налицо ряд самых разнородных элементов.
«Норвежская рабочая партия, – писал Зиновьев в статье „Правда о норвежской партии“ („Правда“ N 261 от 17 ноября 1923 г.), – поскольку дело идет о руководящем ее составе, состояла по крайней мере из 4–5 групп: 1) коммунистическая фракция, руководимая тов. Шефло, Гансеном и Фурурботеном; 2) обычная социал-демократическая группировка, во главе которой стоят такие люди, как Лиан; 3) центристская группа, наиболее видным представителем которой является профессор Буль, – это нечто вроде германских правых независимых, норвежских каутскианцев; 4) полу-синдикалистская, полуреформистская группа Транмеля: во главе ее стоит человек, лично преданный рабочему движению, но совершенно безнадежно запутавшийся в идеологии американского союза „Индустриальных Рабочих Мира“, – человек, для которого основы марксизма были, остаются и очевидно останутся книгой за семью печатями; и 5) группа Мот-Даг, состоящая в известной своей части из молодых „академиков“, т.-е., попросту говоря, из группы буржуазной интеллигенции, примазавшейся к рабочему движению, главным образом из карьеристских целей. Норвежская рабочая партия в такой стране, как Норвегия, представляет собой большую притягательную силу для „демократических“ академиков, ищущих местечек депутатов, редакторов и т. п. Среди этой последней группы нашли себе пристанище определенно выраженные антисемиты и даже почти фашистские элементы. Постепенно в ходе борьбы все четыре последних группы объединились против одной».
IV Конгресс Коминтерна сделал норвежской рабочей партии ряд предложений, имевших целью устранить создавшееся в партии ненормальное положение. Эти предложения были приняты съездом партии в феврале 1923 г., – однако, с большими оговорками. Съезд вынес постановление об индивидуальном членстве, но в то же время большинством 94 голосов против 92 принял резолюцию о необходимости обеспечить "максимальную независимость партии от Интернационала во всех внутренних «делах». Практически эта резолюция привела к тому, что норвежская рабочая партия признала неприемлемыми для Норвегии лозунги единого фронта и рабоче-крестьянского правительства не проводила в жизнь план реорганизации партии. Ненормальность условий в норвежской рабочей партии обнаружилась особенно ярко, когда транмелисты поддержали Хеглунда в его неправильных взглядах на совместимость религиозных верований с принадлежностью к компартии. Расширенный Исполком Коминтерна в июне 1923 г. уделил норвежскому вопросу большое внимание: пленум отметил опасное усиление руководящей роли группы Мот-Даг и признал правильность основной линии, отстаиваемой норвежским комсомолом, а также обязательность проведения шведской и норвежской компартиями тактики и лозунгов Коминтерна. Однако, несмотря на всю осторожность, с которой действовал ИККИ, учитывавший тогдашний авторитет Транмеля в широких слоях рабочего класса и вообще тот факт, что норвежская рабочая партия представляла собой все-таки массовую рабочую партию, ему не удалось добиться соглашения с руководящей верхушкой норвежской партии. Транмель еще в октябре 1922 г. пытался перейти от идейной подготовки к организационному проведению откола норвежской партии от Коминтерна. 21 декабря 1922 г., на заседании расширенного ЦК норвежской рабочей партии, Лиан, Транмель и др. предложили постановить, в связи с решением IV Конгресса Коминтерна, что «партия не может дольше организационно оставаться в Интернационале». Но тогда это предложение было встречено бурными протестами, так что транмелистам пришлось согласиться на компромиссные предложения тов. Радека и выждать более благоприятных условий. В сентябре 1923 г. Транмелю удалось уже собрать на расширенном заседании ЦК норвежской рабочей партии большинство, отвергшее все решения июньского пленума расширенного Исполкома Коминтерна. Воспользовавшись этим, Транмель созвал чрезвычайный съезд партии 2 ноября 1923 г., на котором и было вынесено постановление о выходе норвежской рабочей партии из Коминтерна, после чего меньшинство вышло из партии и образовало самостоятельную компартию.
Разумеется, это относится в еще большей степени к нашему крестьянству, бытовая религиозность которого связана целиком с условиями его отсталого хозяйства. Полностью мы победим религиозно-бытовые предрассудки крестьянства только через электрификацию и химизацию сельского хозяйства. Это не значит, разумеется, что мы не должны пользоваться каждым отдельным техническим улучшением и вообще каждым благоприятным общественным моментом для антирелигиозной пропаганды, для достижения частичных обвалов религиозного сознания, – нет, все это для нас по-прежнему обязательно, – но общую перспективу нужно охватывать правильно. Простым закрытием церквей, как действовали в некоторых местах, и прочими административными излишествами тут не только решающего успеха не достигнешь, но, наоборот, подготовишь усиленный рецидив религиозности… Если верно, что религиозная критика есть предпосылка всякой другой критики, то не менее верно для нашей эпохи, что электрификация земледелия есть предпосылка ликвидации крестьянских суеверий. По поводу возможного значения электрификации земледелия я приведу замечательные слова Энгельса, которые до недавнего времени оставались неизвестными. Недавно т. Рязанов [44] выпустил впервые переписку [45] Энгельса с Бернштейном [46] и Каутским, [47] – письма исключительно интересные. Старый Энгельс представляется вдвойне обаятельным, по мере того как открываются новые и новые материалы, которые ближе характеризуют его и с идейной, и с интимной стороны. Я хочу сейчас привести цитату, касающуюся непосредственно вопроса об электрификации и устранении пропасти между городом и деревней. Письмо было написано Энгельсом к Бернштейну в 1883 году. А нужно сказать, что только в 1882 году французский инженер Депре [48] открыл способ передачи электрической энергии по проволоке на расстояние. И если я не ошибаюсь, на мюнхенской (во всяком случае, немецкой) выставке он демонстрировал передачу по простой телеграфной проволоке на 50, примерно, километров электрической энергии в одну-две лошадиных силы. На Энгельса, который был страшно чуток ко всяким завоеваниям в области естественных наук, техники и пр., это произвело колоссальнейшее впечатление, и он написал Бернштейну: «Новейшее открытие Депре… окончательно освобождает промышленность почти от всех местных границ, делает возможным употребление даже самых отдаленных водяных сил. И если даже вначале этим воспользуются только города, в конце концов, оно должно стать самым могущественным рычагом для уничтожения антагонизма между городом и деревней». Владимир Ильич не знал этих строк, вся эта переписка появилась лишь недавно, она хранилась в Германии под спудом у Бернштейна, пока т. Рязанов не извлек ее. Не знаю, все ли товарищи знают, с каким не только напряженным вниманием, но и с какой напряженной любовью Ленин находил у стариков-учителей, Маркса и Энгельса, новые и новые доказательства их проницательности, универсальности их мысли, умения далеко заглянуть вперед. Не сомневаюсь, что эта цитата, где на второй день после того, как был демонстрирован – в сущности в лабораторном масштабе – способ передачи электрической энергии на расстояние, Энгельс через голову промышленности глядит уже на деревню и говорит, что новое изобретение есть могущественный рычаг для уничтожения антагонизма между городом и деревней, – не сомневаюсь, что Ленин ввел бы эту цитату в обиход нашей партийной мысли. Когда читаешь эти слова Энгельса, то кажется, что старый Фридрих со дна океана (он был сожжен, и прах его утоплен, по его завещанию) как бы перекликается с Ильичем на Красной площади…
44
Рязанов – см. т. XV, прим. 29.
45
Письма Энгельса опубликованы Институтом Маркса и Энгельса в выходящем под редакцией тов. Рязанова «Архиве К. Маркса и Энгельса», кн. 1, 1924 г. Приводим полностью цитируемую автором часть письма Энгельса к Бернштейну от 27 февраля 1883 г.:
«Паровая машина учит нас превращать теплоту в механическое движение, но пользование электричеством открывает нам путь превращения всех форм энергии, теплоты, механического движения, электричества, магнетизма, света, одной в другую, и обратно, и промышленного их использования. Круг замкнут. И новейшее открытие Депре, что электрические токи очень высокого напряжения со сравнительно слабой потерей силы могут передаваться по простой телеграфной проволоке на неслыханные до сих пор расстояния и быть примененными на конечном пункте, – дело это находится еще в зародыше – окончательно освобождает промышленность почти от всех местных границ, делает возможным употребление даже самых отдаленных водяных сил. И если даже вначале этим воспользуются только города, в конце концов оно должно стать самым могущественным рычагом для уничтожения антагонизма между городом и деревней».
46
Бернштейн – см. том XIII, прим. 112.
47
Каутский – см. том XII, прим. 5.
48
Депре, Марсель – французский инженер и физик, род. в 1843 г. Занимался разработкой вопроса о передаче электрической энергии и в 1882 г., на II Международной Электротехнической Выставке в Мюнхене, удачно продемонстрировал опыт передачи по проволоке электрической энергии в 1 1/2 лош. силы на расстояние в 57 км. Депре с успехом занимался также теорией динамо-машин.
Товарищи! Процесс ликвидации религии диалектичен. В нем есть периоды разного темпа, определяемые общими условиями развития. Клубы должны быть наблюдательными пунктами. Они должны постоянно помогать партии найти в этом вопросе надлежащую ориентировку, учесть момент, взять правильный темп.
Полная ликвидация религии будет достигнута только при развернутом социалистическом строе, т.-е. при такой технике, которая освобождает человека от унизительных форм зависимости от природы, и при таких общественных отношениях, которые лишены загадочности, которые прозрачны насквозь и которые не давят человека. Религия переводит на язык фантастических образов хаос природы и хаос общественных отношений. Только ликвидация земного хаоса может покончить навсегда с его религиозным отражением. Сознательное, разумное, плановое руководство всеми сторонами общественной жизни уничтожит навсегда всякую мистику и чертовщину.
VIII. Культурная работа и «пролетарская культура»
Товарищи! Основное, что я себе наметил сказать о клубах, я сказал. Я хочу только эту работу включить в известную перспективу, и перспектива эта, мне кажется, может быть правильнее всего дана, если мы критически подойдем к вопросу о клубе, как о «кузнице пролетарской классовой культуры». Я беру формулу тов. Плетнева. Если я хочу с ним полемизировать, то не потому, что не ценю его культурной работы, которой, наоборот, придаю, как и все вы, большое значение, но думаю, что есть момент в его теоретической установке в этом вопросе, который представляет известные опасности. В своей брошюре о клубной работе – издание 1923 г. – Плетнев говорит: «Сам клуб, как таковой, должен стать для всех его членов кузницей, в которой выковывается пролетарская классовая культура. Необходимо со всей остротой подчеркнуть, что строительство пролетарской культуры есть процесс классовой борьбы, очередной бой (бой!) пролетариата против буржуазного господства». В статье этого года та же формула повторяется, но с очень интересным смягчением: «Клуб – центр подготовки пролетарской общественности, где пролетариат выковывает элементы пролетарской классовой культуры». Там было сказано: «пролетарскую классовую культуру», а здесь: «элементы пролетарской классовой культуры», т.-е. чуть-чуть осторожнее. Товарищи, отнюдь не из доктринерства и из придирчивости, а из соображений принципиального и тем самым практического характера я должен указать на то, что это неправильная постановка вопроса. В статье, которую я цитирую, т. Плетнев спорит с одним из профсоюзных работников (статьи этого последнего я не читал) и дает общую характеристику работы клуба, по-моему, вполне правильно, но заканчивает теоретической формулировкой, которая наполовину ликвидирует позицию статьи. Как это в самом деле клуб будет выковывать пролетарскую классовую культуру? Что это значит? Тов. Ленин писал в одной из своих последних статей, «Страничка из дневника», [49] о пролетарской культуре. Эти строки цитировались много раз и цитировались часто для того, чтобы за цитатой скрыть мысли прямо противоположного характера, – прием, который встречается нередко. Вот что говорит тов. Ленин: «В то время как мы болтали о пролетарской культуре и о соотношении ее с буржуазной культурой», обнаружилось, что мы культурные неучи в школьном деле и т. д. «Это показывает, сколько еще настоятельной черновой работы предстоит нам сделать, чтобы достигнуть уровня обыкновенного цивилизованного государства Западной Европы». Здесь по-ленински подчеркнуто «обыкновенного цивилизованного», т.-е. буржуазного, государства. Вот, мол, какого уровня нужно прежде всего достигнуть! В статье о кооперации Ленин говорит: «Центр тяжести… переносится на мирную организационную „культурную“ работу». И далее: «Если оставить в стороне (вопросы международной политики и революции) и ограничиться внутренними экономическими
49
Автор имеет в виду статью В. И. Ленина, помещенную 4 января 1923 г. в газете «Правда» N 2. Эта статья, в числе других последних статей В. И., вышла отдельным выпуском в издании «Библиотеки Рабочей Молодежи МК РЛКСМ» («Новая Москва», 1924 г.).
50
См. в прим. 11 резолюцию ЦК партии о художественной литературе.
51
Богданов (Малиновский), Александр Александрович – род. 10 (22) августа 1873 г., сын народного учителя. Окончив тульскую гимназию с золотой медалью, поступил в Московский университет на естественный факультет. В декабре 1894 г. был арестован как член союзного совета землячеств и выслан в Тулу. В Туле стал работать в подпольных рабочих кружках в качестве пропагандиста; на этой работе он близко сошелся с В. Базаровым и И. Степановым. От народовольческих идей, которые он разделял в юности, Богданов вскоре перешел к социал-демократическим взглядам. Из лекций, которые он читал в марксистских кружках, составился его известный «Краткий курс экономической науки». В 1898 г. он написал свою первую философскую книгу – «Основные элементы исторического взгляда на природу». После окончания университета в 1899 г. был арестован в Москве за пропаганду и, просидев полгода в тюрьме, был выслан на 3 года в Вологду. В ссылке Богданов продолжал свою научно-литературную работу. В 1902 г. под его редакцией был выпущен сборник «Очерки реалистического мировоззрения», направленный против незадолго до того появившихся «Проблем идеализма». С конца 1903 г. он редактировал марксистский журнал «Правда», выходивший в Москве.
Отбыв ссылку осенью 1903 г., Богданов в 1904 г. поехал в Швейцарию. Там он примкнул к большевикам и на собрании 22 был выбран в Бюро Комитетов Большинства (БКБ) – первый большевистский центр. Осенью вернулся в Россию, с декабря 1904 г. работал в Петербурге в БКБ и в Петербургском Комитете. Весной 1905 г., на съезде в Лондоне (III съезд, большевистский), был докладчиком по вопросу о вооруженном восстании, а также по организационному вопросу, и был выбран в первый большевистский ЦК. По возвращении в Петербург участвовал в редакции большевистской «Новой Жизни» и был представителем ЦК в Совете Раб. Деп., где и был арестован 2 декабря 1905 г. Освобожденный в мае под залог, прошел представителем от большевиков в ЦК, бывший в тот момент меньшевистским. Вскоре был арестован и выслан за границу, но вернулся в Россию и нелегально жил в Куоккале вместе с Лениным, работая в редакциях большевистских органов. По вопросу о III Думе он был бойкотистом и настаивал на отзыве из нее с.-д. депутатов. В конце 1907 г. Богданов был отправлен за границу в составе тройки (с Лениным и Иннокентием) для редактирования большевистского органа «Пролетарий». Летом 1909 г. был в качестве «отзовиста» устранен из большевистского центра, а в январе 1910 г., после слияния фракций большевиков и меньшевиков, должен был уйти из ЦК партии. Осенью 1909 г. участвовал в организации первой партийной рабочей школы (на Капри), осенью 1910 г. в организации второй школы (в Болонье). В 1909 г. пытался создать собственную левую фракцию «богдановцев». Издавал за границей газету «Вперед» при участии Луначарского, Алексинского, Ст. Вольского и др. («Впередовцы»). В дни Октябрьской революции Богданов оказался в числе ее противников.
Одновременно с практической революционной деятельностью Богданов уделял большое внимание и научно-философской работе. Им выпущен ряд книг, в которых он пытается обосновать самостоятельное философское направление (так называемый «эмпириомонизм»), но на самом деле дает только эклектическую смесь марксистских и махистских элементов. Несостоятельность теоретических взглядов Богданова раскрыта в блестящих статьях Плеханова и особенно в философском трактате Ленина («Материализм и эмпириокритицизм»).
Еще в 1909 г. Богданов выпустил брошюру «Современное положение и задачи партии», где впервые сформулировал лозунг «пролетарской культуры». Из других статей по вопросам пролетарской культуры отметим: «Культурные задачи рабочего класса» (1911), «Искусство и рабочий класс», «Социализм науки, о пролетарской науке», «О пролетарской культуре» – сборник статей 1904–1924 г.г. Взгляды Богданова на отношение рабочего класса к культуре и искусству оказали несомненное влияние на нынешних защитников идеи «пролетарской культуры» (см. прим. 12).
Правда, выражение «пролетарская культура» иногда употреблял и Ленин, но замечательно, что он употреблял иногда это выражение в 1919, в 1920 г., а позже, насколько могу припомнить, перестал, именно потому, что опасался хотя бы косвенно, т.-е. недостаточно определенным термином, дать поддержку ложной точке зрения. Но в каком смысле упоминал Ленин о «пролетарской культуре»? В речи его на III съезде молодежи в 1920 г. [52] говорится: «Пролетарская культура должна явиться закономерным развитием тех запасов знания, которые человечество выработало под гнетом капиталистического общества, помещичьего общества», – заметьте: планомерное развитие, а ни в коем случае не «бой» и не клубное «выковывание», – развитие в хозяйстве, в школе, в государстве, во всей работе, во всем нашем строительстве. Таким образом, Ленин употреблял термин «пролетарская культура» только для того, чтобы бороться против его идеалистического, лабораторного, схематического, богдановского истолкования. То, что нам в первую голову нужно, – это грамотность: грамотность простая, грамотность политическая, грамотность бытовая, грамотность гигиеническая, грамотность литературная, грамотность в области развлечений… Из грамотностей во всех этих областях слагается грамотность культурная. Скажут, пожалуй, что это внеклассовое как будто бы понятие. Ничего подобного! Пролетариат, он-то у нас правящий класс, – а дело идет именно о нем, – из сокровищ культуры, накопленных другими классами, именно он берет наиболее важное, неотложное, элементарное. Сейчас он должен усвоить себе элементарнейшую часть культуры: поголовную грамотность, четыре правила арифметики. Да если бы вся страна была у нас грамотна и знала четыре правила арифметики, то мы оказались бы уж почти в социализме, ибо социализм, как мы слышали, есть не что иное, как общество культурных, т.-е. прежде всего грамотных, кооператоров. Пролетариат у власти, он – хозяин государства, о нем мы говорим, о повышении его культуры, здесь основной классовый критерий дан не только субъективно, но и объективно. Но нельзя брать клуб и говорить ему: «Строй пролетарскую классовую культуру», потому что тогда он замкнется, повернувшись спиной к пролетариату. Нет, мы говорим: «клуб, повышай культурно-гражданский уровень безграмотного, малограмотного и полуграмотного рабочего и этим самым подготовляй социалистическую культуру». (Аплодисменты.) Вот правильная постановка вопроса. И вот почему слова «культурничество» Ленин не боялся. Конечно, мы издевательски употребляли это слово до завоевания власти, потому что «культурники» не понимали главной предпосылки для культурной работы широкого исторического масштаба, – необходимости низвержения буржуазии и завоевания власти пролетариатом. Но когда власть завоевана, тогда культурничество является важнейшим содержанием работы построения социализма. Издеваться теперь над этим словом нельзя. Сейчас слово культурничество для нас, для революционеров, для коммунистов Советской Республики, совершенно потеряло тот крохоборческий оттенок, который имело раньше. На основе национализации промышленности, под диктатурой пролетариата, в стране, огражденной монополией внешней торговли и защищенной Красной Армией, основная задача строительства социализма равносильна тому, чтобы заполнять шаг за шагом новую форму культурным содержанием. Работа культурническая есть для нас основная революционная работа.
52
См. прим. 29.
Но, само собой разумеется, мы не можем замыкаться в рамках советского государства, огражденного Красной Армией. Во весь рост еще стоит перед нами вопрос мировой революции. Есть нации, государства, – и их большинство, – где основной вопрос состоит не в культурничестве, а в завоевании власти. И поэтому в цитированной мною статье Ленина говорится, что наша работа на 9/10 сведется к культурничеству, если отвлечемся от вопросов международной политики и революции. Но отвлечься от этих вопросов можно логически, в целях выяснения вопроса, а политически отвлечься нельзя. Вот почему наша культурная и культурническая работа в клубах и через клубы должна теснейшим образом примыкать к международной революционной работе. От всех шкивов мелких частных вопросов должны идти приводные ремни к маховому колесу мировой революции. Именно поэтому я указывал на такие вопросы, как события в Италии и Германии: это вехи революционного развития, необходимые для того, чтобы дать правильную ориентировку каждому рабочему в международной обстановке.
От мельчайших задач цеха и мастерской и до основных задач мировой революции, – все должно пройти через клуб. А для этого необходимо укрепить клуб, улучшить клуб, повысить квалификацию руководителей клуба, улучшить всемерно материальное положение клубов и клубных работников. Если Ленин писал о том, что мы должны поставить учителя на такую высоту, на которой он нигде в мире не стоит, то это, разумеется, полностью и целиком относится и к клубному работнику. Нам, может быть, следовало бы сделать уже в ближайшее время опыт постановки во главе нескольких клубов работников первоклассного масштаба – для опыта, чтобы посмотреть, что можно сделать с нашими ресурсами, с нашим человеческим материалом, при инициативе, при широком кругозоре. Если клуб и не является кузницей, где выковывается классовая пролетарская культура, то он есть одно из ценнейших звеньев всей нашей системы воздействия на трудящиеся массы и построения новой, социалистической культуры. Поскольку мы привлекаем все более широкие массы к общественной активности, клуб должен подвести их к ленинизму не как к грозной истине, являющейся сверху и требующей – «стань передо мной на колени», а как к обобщению их собственного опыта, разрозненного, раздробленного, через клуб собранного, партией политически обобщенного, государством властно закрепленного. И если мы научимся через клуб учить каждого рабочего и работницу из основ этого мира извлекать основы нового мира, то мы не только сделаем их способными понимать этот мир, но научим их перестроить его, сделать его более широким, просторным и счастливым. (Шумные аплодисменты.)
«Правда» N 165, 23 июля 1924 г.
Л. Троцкий. ЕЩЕ О РАБОЧИХ КЛУБАХ
I. О посещаемости
В своей статье о клубах тов. Шульц жалуется на то, что я преуменьшаю посещаемость клубов, и выражается так: «Тов. Троцкий в этом вопросе сильно перегнул палку». Читатель может подумать, что я веду свою собственную статистику клубной посещаемости или что я прибег к каким-либо приблизительным цифрам на глаз. На самом деле я воспользовался статистикой Главполитпросвета, его клубной секции, в руках которой эти цифры и должны были бы по всем правилам сосредоточиваться. Совершенно точную ссылку на данные Главполитпросвета я сделал в своем докладе. Вот почему речь о перегибании палки тут совсем не к месту.