Проблемы жизни
Шрифт:
«Это вызывается нашей обусловленностью, социальным воздействием, идеалами. Мы не можем тут ничего поделать, такова наша природа».
— Просто говорить, что мы ничего не можем тут поделать, — значит прекратить дискуссию. Только вялый, инертный ум может сделать такое утверждение и таким образом спрятаться от страдания, что означало бы тупость. Почему мы так обусловлены? Кто обусловливает нас? Тем, что мы подчиняемся обусловленности, мы сами создаем эти условия. Не побуждает ли нас идеал делать усилия, чтобы стать тем, в то время как мы есть это! Не возникает ли конфликт из-за того, что существует цель, утопия? Разве мы дегенерировали бы, если бы не боролись за достижение цели?
«Несомненно, без этого наступит застой, и мы будем катиться вниз все дальше и дальше. Легко попасть в ад, но совсем
— Опять у нас идеи, мнения по поводу того, что могло бы случиться, но мы не переживаем непосредственно то, о чем идет речь. Идеи препятствуют пониманию, так же как выводы и толкования. Не заставляют ли нас идеи и идеалы вести борьбу с целью достичь того или иного, стать тем или иным? Я есть это, и не побуждает ли меня идеал бороться за то, чтобы стать тем? Не является ли идеал причиной конфликта? Является ли идеал совершенно отличным от того, что есть. Если он в корне отличается от того, что есть, если он не имеет никакой связи с тем, что есть, тогда то, что есть, не может сделаться идеалом. Для того чтобы сделаться тем или иным, должна существовать взаимосвязь между тем, что есть, и идеалом, целью. Вы говорите, что идеал служит нам стимулом к борьбе, так что нам надо выяснить, как идеал возникает. Не является ли идеал проекцией ума?
«Я хочу быть похожим на вас. Разве это проекция?»
— Да, разумеется. Ум имеет идею, быть может, доставляющую нам удовольствие, и он хочет сделаться подобным этой идее, которая является проекцией вашего желания. Вы есть это, что вам не нравится, и хотите стать тем, — что вам нравится. Но идеал — это наша проекция; противоположное является расширенным состоянием того, что есть; по существу, оно вовсе не противоположно ему, но представляет собою его продолжение, может быть, в несколько модифицированной форме. Проекция появилась в результате вашего собственного волеизъявления, а конфликт — это борьба за осуществление созданной вами проекции. То, что есть, проецирует себя как некий идеал и устремляется к нему; и вот эта борьба называется становлением. Конфликт между противоположностями считается необходимым, существенным. Этот конфликт сводится к следующему: то, что есть, стремится стать тем, что оно не есть; но то, что оно не есть, — это идеал, собственная проекция. Вы делаете усилия, чтобы стать чем-то, но это «что-то» есть часть вас самих. Идеал — ваша собственная проекция. Посмотрите, как ум обманывает сам себя. Вы, оказывается, боретесь за слова, вы гонитесь за своими собственными проекциями, за своей собственной тенью. Пусть вы вспыльчивы; вы стараетесь сделаться кротким, стать подобным идеалу; но идеал — это проекция того, что есть, только под другим именем. Такая борьба считается необходимой, духовной, двигающей нас вперед и т.д.; но она целиком пребывает в клетке ума и ведет лишь к иллюзии.
Когда вы осознаете этот обман, который вы разыграли над самим собой, тогда вы увидите ложное таким, как оно есть. Борьба за осуществление иллюзии есть фактор дезинтеграции. Всякий конфликт, всякое становление есть дезинтеграция. Когда вы осознаете этот трюк, который ум разыграл над самим собой, тогда останется только то, что есть. Когда ум избавится от всякого становления, от всяких идеалов, от всякого сравнения или осуждения, когда его собственная структура коллапсирует, тогда то, что есть, претерпевает полную трансформацию. Пока существует наименование того, что есть, до тех пор сохраняется связь между умом и тем, что есть, но когда процесс наименования, который есть память, т.е. сама структура ума, когда этот процесс прекратился, тогда то, что есть, более не существует. Произошла трансформация, а с ней — интеграция.
Интеграция — это не действие воли, не процесс становления. Когда нет дезинтеграции, когда нет конфликта, нет борьбы за становление, — лишь тогда существует бытие целого, полнота.
СТРАХ И БЕГСТВО
Самолет
Пассажир, который сидел рядом, оказался весьма разговорчивым. Он не видел этих гор раньше и дремал, пока мы поднимались; наконец, он проснулся, и ему захотелось поговорить. Он, по-видимому, впервые выезжал по какому-то делу; у него был разнообразный круг интересов, и говорил он обо всем с достаточной эрудицией. Теперь под нами было море, темное и далекое; можно было различить несколько кораблей. Не чувствовалось ни малейшей вибрации крыльев. Мы летели вдоль берега мимо ряда освещенных городов. Он говорил о том, как трудно быть свободным от страха, не только от страха потерпеть аварию, но и от страха, связанного с любыми событиями повседневной жизни. Он был женат, имел детей, но постоянно жил в страхе, не только за будущее, но вообще по любому поводу. Это был страх без определенного объекта; и хотя дела его шли успешно, его жизнь из-за этого страха была тягостной и мучительной. Он и раньше находился в постоянном ожидании каких-то несчастий, но за последнее время боязнь эта сделалась просто навязчивой. Страх постоянно вторгался в его мечты. Жена знала об этом, но не отдавала себе отчета, насколько все это серьезно.
— Страх может существовать только в отношении к чему-либо. Как абстракция, страх — это только слово; но слово — не сам страх. Можете ли вы точно указать, чего именно вы боитесь?
«Я никогда не мог подойти к этому вопросу вплотную, да и мечты мои носят какой-то расплывчатый характер; но в них всегда имеется оттенок страха. Я говорил об этом с друзьями и врачами; они или обращали вопрос в шутку, или, если и принимали всерьез, то не могли ничем помочь. Страх постоянно находится где-то около меня; я хотел бы освободиться от этой ужасной вещи».
— Вы действительно хотите освободиться или это только слова?
«Может быть, это звучит необычно, но я немало отдал бы за то, чтобы освободиться от страха. Я — не особенно религиозный человек, но представьте себе, даже молился о том, чтобы избавиться от него. Когда я поглощен работой или игрой, никакого страха нет. Но, словно какой-то монстр, он всегда где-то подстерегает меня, и вскоре мы опять вместе».
— Чувствуете ли вы страх в данный момент? Сознаете ли вы, что он где-то рядом? Относится ли ваш страх к области сознательного или скрытого?
«Я чувствую его, но не могу определить, сознателен он или подсознателен».
— Ощущаете ли вы его как нечто далекое или как нечто близкое — не в пространстве, но как чувство?
«Когда я осознаю страх, мне кажется, что он совсем рядом, но что это дает?»
— Страх может возникнуть только в отношении к чему-либо. Это может быть ваша семья, ваша работа, ваша озабоченность по поводу будущего или по поводу смерти. Боитесь ли вы смерти?
«Не очень, хотя я предпочел бы быструю смерть медленному умиранию. Я не думаю, что мой страх возникает в связи с семьей или работой».
— Тогда должно существовать нечто более глубокое, чем поверхностные отношения; оно-то и вызывает этот страх. Можно, конечно, указать вам, что это такое, но если вы сможете самостоятельно выяснить вопрос, это будет иметь несравненно большее значение. Почему у вас нет страха, связанного с поверхностными отношениями?
«Моя жена и я любим друг друга; едва ли ей придет в голову взглянуть на другого мужчину, а меня не привлекают другие женщины. Мы находим полноту друг в друге. Дети в известной степени тревожат нас, но все, что можно, мы делаем; однако в связи с экономической неустойчивостью, существующей во всем мире, невозможно обеспечить их будущее в финансовом отношении, поэтому им придется приложить все усилия, чтобы наилучшим образом выбрать свой путь в жизни. Дело мое достаточно прочно; но меня никогда не покидает боязнь за жену; я постоянно в страхе, как бы с ней чего-нибудь не случилось».