Проблемы жизни
Шрифт:
«А что вы скажете по поводу детей?»
— Опять-таки здесь не может быть ни «да», ни «нет». Поиски ответа с помощью ума никуда не приведут. Мы используем детей в качестве пешек в игре своего самодовольного «я» и пожинаем скорбь; мы используем их в качестве нового средства уйти от самих себя. Когда дети не будут использованы в качестве средства для достижения той или иной цели, тогда они обретут новое значение, совсем иное, чем то, которое можете придать им вы сами, общество или государство.
Целомудрие — не продукт ума; целомудрие — это подлинная природа любви. Без любви не может быть целомудрия, что бы вы ни предпринимали. Если у вас есть любовь, ваш вопрос получит истинный ответ.
Долгое время они оставались в комнате, совершенно безмолвные. Ни слов, ни жестов больше не было.
СТРАХ СМЕРТИ
Красная земля перед домом была усеяна цветами с воронкообразными
«Я всегда был одержим каким-то страхом, в детстве был довольно робок, застенчив и чувствителен, а теперь я испытываю страх перед старостью и смертью. Я знаю, что все мы должны умереть, но, очевидно, никакие рассуждения не могут развеять этот страх. Я стал членом общества психических исследований и присутствовал на некоторых сеансах; прочел то, что великие учителя говорили о смерти, но страх меня не покидает. Я даже занялся психоанализом, но и это ничего не дало. Страх стал для меня настоящей проблемой; среди ночи я просыпаюсь от кошмарных сновидений, и все они; так или иначе связаны со смертью. Я ощущаю непонятный ужас, перед насилием и смертью. Война была для меня непрерывным кошмаром; но теперь я совершенно утратил равновесие. Это еще не невроз, но я предвижу, что дело может кончиться неврозом. Я сделал все, что мог, чтобы держать страх под контролем; пытался убегать от него, но к концу бегства уже не мог его от себя отбросить. Я слышал несколько довольно примитивных лекций по вопросу о перевоплощении, даже изучил индийскую и буддистскую литературу об этом. Но все это оказалось совершенно неубедительным, по крайней мере, для меня. У меня не поверхностный страх смерти, но весьма глубокий».
— Как вы подходите к будущему, к завтрашнему дню, к смерти? Стараетесь ли вы найти истину вопроса или ищете успокоения, вполне определенных высказываний о непрерывности существования или, наоборот, о полном уничтожении, которые вас удовлетворили бы?
«При такой постановке вопроса я едва ли могу сказать, чего именно я боюсь; но и в том, и в другом случае страх назойливо присутствует».
— В чем ваша проблема? Хотите ли вы освободиться от страха, или ищете истину о смерти?
«Что вы понимаете под словами «истина о смерти»?»
— Смерть — неизбежный факт. Делайте, что хотите, но она неотвратима, завершающа, истинна. Но хотите ли вы знать истину того, что находится за пределами смерти?
«Из всего того, что я изучил, на основании нескольких случаев материализации, которые я наблюдал во время сеансов, несомненно следует, что жизнь каким-то образом продолжается после смерти. В той или иной форме продолжается и мысль, о чем говорили вы сами. Подобно тому, как при передаче песен, слов и изображений по радио необходимо иметь приемник на другом конце, так же и мысли, продолжающейся после смерти, необходим инструмент, с помощью которого она могла бы себя выразить. Этим инструментом может оказаться медиум; или мысль проявит себя как-нибудь иначе. Все это довольно ясно, доступно пониманию и проверке опытом. Но хотя я проник во все это довольно глубоко, остается какой-то необъяснимый страх, который, как я думаю, вполне определенно связан со смертью».
— Смерть неизбежна. Непрерывность может закончиться, или же ее можно питать и поддерживать. То, что обладает длительностью, никогда не может сделаться новым; оно никогда не в состоянии обладать новизной, понять неведомое. Непрерывность — это длительность. Но то, что является постоянным, не есть вневременное. Вневременное не приходит туда, где есть время и длительность. Должен наступить конец для того, чтобы проявилось новое. Оно не раскрывается там, где существует непрерывность мысли. Мысль есть постоянное движение во времени; это движение не может включать в себя состояние бытия, которое вне времени. Корни мысли в прошлом, само ее бытие от времени. Время — это не только хронологическое время; время — это мысль, рассматриваемая как движение от прошлого через настоящее в будущее; это движение памяти, слова; это — образ, символ, воспроизведение, повторение. Мысль, память приобретает длительность благодаря словам и повторению. Конец мысли есть начало нового, смерть мысли — это вечная жизнь. Необходимо постоянное завершение для того, чтобы проявилось новое. То, что обладает новизной, не бывает непрерывным; новое никогда
«Я сознаю свой страх, но я не знаю, что находится за его пределами».
— Что мы понимаем под страхом? Что такое страх? Страх — не абстракция, он не существует сам по себе, вне связи с другим. Он проявляется лишь по отношению к чему-нибудь. Его можно обнаружить только в процессе взаимоотношений; вне тех или иных взаимоотношений страха не существует. Но чего именно вы боитесь? Вы говорите, что боитесь смерти. Что же мы понимаем под смертью? Хотя существуют теории и рассуждения о смерти, а также некоторое количество наблюдений, тем не менее смерть — это неизвестное. Какими бы знаниями о смерти мы ни обладали, сама смерть не может оказаться в поле известного. Мы протягиваем руку, чтобы ухватить ее, но ее уже нет. Ассоциация — это известное. Неведомое невозможно сделать известным; привычные действия не могут схватить смерть. Вот почему появляется страх.
Может ли известное, ум когда-либо понять или иметь неизвестное своим содержанием? Протянутая рука может получить только то, что известно; она не может удержать непознаваемое. Жажда опыта создает длительность для мысли; если у вас есть желание иметь опыт, вы придаете силу прошлому; ваше стремление испытать неизвестное — это лишь продление известного. Вы хотите иметь переживание смерти, не так ли? Хотя вы еще живете на земле, вы хотите знать, что такое смерть. Но знаете ли вы, что такое жизнь? Вы знаете жизнь лишь как конфликт, смятение, антагонизм, преходящие радости и страдания. Но разве это жизнь? Разве борьба и скорбь — это жизнь? Вот в таком состоянии, которое вы называете жизнью, вы хотите испытать то, что не находится в поле зрения вашего сознания. Наши муки, борьба, ненависть, которая включена в радость, — вот то, что мы называем жизнью. И тем не менее мы хотим испытать нечто совершенно противоположное тому, что называется жизнью. Но это противоположное есть продление того, что есть, возможно, несколько видоизмененное. Смерть же — это не то, что противоположно жизни. Смерть есть неизвестное. То, что принадлежит известному, жаждет пережить смерть, неизвестное; но, что бы вы ни делали, оно не в состоянии иметь опыт смерти, и вот почему оно исполнено страха. Разве это не так?
«Вы показали это вполне отчетливо. Если бы я был в состоянии понять или испытать, что такое смерть, оставаясь при этом живым, тогда, несомненно, страх исчез бы».
— Вы не можете иметь опыта смерти, поэтому вы ее боитесь. Может ли сознание испытать такое состояние, которое через него не проявляется? То, что мы можем испытать, — это проекция сознания, это известное. Известное может испытывать лишь то, что известно; опыт всегда находится в поле известного; известное не может испытывать то, что находится вне его поля. Но состояние переживания в корне отлично от опыта. Состояние переживания не находится в поле того, кто испытывает; но когда переживание угасает, появляется испытывающий и опыт; и тогда-то переживание переходит и поле известного. Познающий, тот, кто испытывает, жаждет неизвестного; но так как испытывающий, познающий не может войти в состояние переживания, им овладевает страх. Он сам и есть страх, он неотделим от страха. Испытывающий страх совсем не есть тот, кто наблюдает этот страх; он есть сам страх, подлинное орудие страха.
«Что вы понимаете под страхом? Я знаю, что боюсь смерти, но я не ощущаю, что сам и есть этот страх; я просто испытываю страх перед чем-то, чего боюсь, но сам я отличен от страха. Страх — это ощущение, отличающееся от «я», которое смотрит на него, анализирует его. Я — тот, кто наблюдает, а страх — это то, что я наблюдаю. Каким образом наблюдающий и наблюдаемое могут быть едиными?»
— Вы говорите, что вы — наблюдающий, а страх — это наблюдаемое. Но так ли это? Являетесь ли вы сущностью, живущей отдельно от своих качеств? Разве вы и ваши качества — не одно и то же? Разве ваши мысли, эмоции и прочее — это не вы сами? Вас нельзя отделить от ваших свойств, мыслей. Вы есть ваши мысли. Мысль создает «я», «вас», как предполагается, — отдельную сущность; но без мысли нет и мыслящего. Видя непостоянство своей природы, мысль творит мыслящего, как постоянную, устойчивую сущность; мыслящий же тогда становится тем, кто переживает, анализирует, наблюдает, будучи независимым от мимолетного, преходящего. Все мы жаждем какого-то постоянства, и, видя непостоянство вокруг нас, мысль творит мыслящего как нечто постоянное. Мыслящий же, в свою очередь, приступает к созданию других, более высоких форм постоянства, таких как душа, атман, высшее «я» и прочее. В основе всей этой структуры лежит мысль. Но это уже другая тема. Мы исследуем страх. Что такое страх? Рассмотрим этот вопрос.