Пробуждение барса

Антоновская Анна Арнольдовна

Тэкле опустилась на колени, рассыпала у ног Луарсаба белоснежные розы и нежно сказала:

— Пусть небесными цветами будет усеян твой долгий земной путь. Как радостны сердца народа, имеющего столь прекрасного царя.

Луарсаб, польщенный, приготовил одну из лучших улыбок и, склонившись, помог Тэкле подняться. Он уже намеревался повернуться к Хорешани, но, взглянув на лицо Тэкле, ошеломленно остановился, точно прирос к земле: «Она, предсказанная мне стариком, но в тысячу раз прекраснее…» Издалека до него долетел голос Саакадзе, представляющего ему азнауров.

Кто? Да, старик приветствует от ностевских глехи. Шадиман что-то из рук его взял. Еще один подходит. Говорит… А-а, Нугзар, Шалва, все здесь… Хорешани, как всегда, весела. Азнаура любит… Какие ресницы у Тэкле. А может, схватить ее, вскочить на коня и умчаться?

Уже остывали восторженные восклицания, уже разгрузили весь караван любезностей. Уже расцеловались с надменной Русудан княгини, уже третий раз повторил озадаченный Георгий приглашение войти в осчастливленный замок. Невероятным усилием воли Луарсаб отвел глаза от белого облака с черными змеями. Многим показался его голос слишком звонким, слишком искренним.

— Рад видеть твое семейство, Георгий, давно бы следовало найти способ сломить упрямство Русудан… Большой ущерб для Метехи ее отсутствие…

Царь еще раз поклонился Русудан и легко поднялся по ступенькам. Двор тихо шептался. Только Георгий, занятый приемом, не заметил, какое впечатление произвела Тэкле на царя. Больше других взволновались Гульшари и Нестан, чутьем отгадывая значение этой встречи. По-разному закружились мысли. «Если б знала, давно бы приехала гостить к Русудан, — думала Нестан, — странно, даже на мою свадьбу не привезли в Ананури Тэкле». Еще двое сильно заинтересовались происходящим. Пышные усы неразлучных друзей скрывали заостренные зубы…

— Кажется, нашел средство отвратить от него Луарсаба, — процедил Шадиман.

— Отвратить? — изумился Андукапар. — После неоценимой услуги Картли, оказанной хитрым плебеем?

— Э, друг, что стоит услуга, которая уже оказана. — Тихо скрипнул смех. — Конечно, сейчас царь полон благодарности, но красавице Тэкле мало времени нужно. Один взгляд — и воспламененная юность бушует сумасшедшим огнем… Когда сердце горит, о средствах не думают… Многое может произойти… Понимаешь? А Саакадзе горд, оскорбления, нанесенного сестре, не простит и… Тогда придется удалить плебея, жаждущего мести. Безопасность царя выше всех чуств… Например, крепость Кавта давно не проверялась, необходим опытный взгляд Великого Моурави, а там… да, несчастные случаи нередки в Картли.

— Восхищаюсь тобой, мудрейший Шадиман, а я в унынии думал: на сколько времени завладеет опасный плебей сердцем царя?.. Только вот… — он вдруг вспомнил Гульшари и смущенно замялся.

Шадиман скосил хитро сощуренный глаз.

— Надо предупредить Гульшари. В интересах нашей партии Тэкле должна быть приглашена в замок. Гульшари незачем беспокоиться. Шадиман сумеет вовремя удалить неприятную гостью.

Пировали в большом зале. Шумные тосты тамады Мирвана Мухран-батони, пересказы о бегстве турок, дерзкие шутки воинственных рыцарей, откровенная лесть царской неустрашимости.

Напротив

царя, рядом с Нестан, сидела, опустив голову, Тэкле.

«Да, желтая ведьма уже действует, — думал Шадиман. — Уверяет… а может, и правда не в состоянии отвести взгляд от невиданной доселе красоты… Конечно, у Гульшари среди женщин мало друзей. Умышленно засыпала, словно листьями, лестью „ангела“ или заметила волнение царя? Еще бы не заметить, глаза огнем налиты…»

«Отравлю», — думала побледневшая Гульшари.

— Не могу, княгиня, от стыда голова кружится, — Тэкле скользнула к двери.

Луарсаб нервно сжал руку Шадимана. Князь встал:

— Наш царь очень взволнован приемом прекрасной Русудан и непобедимого Георгия, думаю, и любезными речами верных князей. Может, царю угодно побыть немного одному в саду?

— Хотя время наставлений для меня давно минуло, но рад покориться полезному совету.

Луарсаб весело встал.

— Проводи, дорогой Шадиман.

Саакадзе, конечно, не доверял беспричинному уходу царя, но он был далек от истины.

— Любезный Шадиман, я потрясен, точно пламя ворвалось в сердце.

— Э, молодость! Зачем себя стеснять, светлый царь? Найди красавицу в саду — и встреча подскажет остальное… Немного здесь побуду, потом вернусь к столу и постараюсь занять пирующих. Тем временем успокоишь взволнованную кровь…

Вспыхнувший Луарсаб не успел ответить… Шадиман быстро скрылся. Нервно шагая по аллеям сада, царь вдруг остановился. Прислонившись к дереву, Тэкле беспомощно поникла. Луарсаб задыхался, странная сладость сжимала сердце.

Страх обуял Тэкле. Взгляд царя встревожил привычную жизнь. Она с ужасом следила за дерзкими взлетами своих мыслей. Значит, конец всем желаниям? А дальше что? Монастырь святой Нины? Нет, нет, жить! Любить? А разве, кроме него, возможно еще кому-нибудь отдать жизнь? Горе мне, как смею даже думать!

Тэкле со стоном протянула руки, испуганно встретив сверкающей взгляд царя.

— Тэкле, моя Тэкле, ты мне предсказана судьбой. — Сладкая мука срывала голос, бурное желание кружило голову, и казалось, земля куда-то уплывала. — Расскажи мне, Тэкле, о своих желаниях.

— Ты слишком ко мне благосклонен, царь… Мои желания пусты, как ветер… Я знаю бабочку, зачарованно стремящуюся к огню…

Луарсаб забыл, где он и кто он. Он весь отдался очарованию. Он слушал музыку дивного голоса, потрясенный чистотой неискушенного сердца.

И Тэкле, забыв действительность, восхищенно смотрела на Луарсаба, вспоминая привезенный ей Георгием из Ирана фарфоровый кувшин с нарисованным на нем сказочным персидским принцем. И словно нарисованному принцу, которому в тихие часы рассказывала о пережитом дне, она сейчас говорила Луарсабу о чешуйчатой змее, виденной ею в лесу, о диком котенке, прирученном ею, о ночных звездах, старающихся поймать друг друга, о насмешливом месяце, заглядывающем в ее окно, о вышитом ею барсе, похожем на Георгия, и об одиноком кусте диких роз над обрывом, где она любуется оранжевым огнем уходящего солнца.