Пробуждение барса

Антоновская Анна Арнольдовна

Но чем больше наполнялся зал дорогими подарками, тем больше недоумевал Луарсаб и беспокоились Шадиман и Андукапар.

Трифилий на мгновение переглянулся с Георгием и отвел лезвие в глаза Шадимана…

Эмир-Гюне-хан после пышного приветствия царю царей преподнес грамоту. Луарсаб, поцеловав стоя печать, передал пергамент Бартому. По мере чтения глаза Луарсаба расширялись, в голове шумели дикие мысли…

"…Свадебные дары прими как знак любви и расположения к тебе, победоносный брат мой и брат любимой жены моей, царственной Лелу, недавно подарившей мне сына Сефи-мирзу, назначенного мною наследником престола могущественного Ирака. Азис-паша, подкованный лучшими кузнецами Исфахана для облегчения ходьбы по чужим землям, все же ничего не выдал… Может, царь Картли найдет у себя работу кузнецам? Подкованные ноги развязывают язык… И тогда мы узнаем, зачем тайно приезжал в Картли мустешар султана в июле

и затем в сентябре хотел повторить посещение дружественной Ирану Картли.

Я восхищаюсь твоим умом и ловкостью. Поймать неуязвимого, бесстрашного Азис-пашу! Кстати, назови имена верных людей, выполнивших так удачно твое поручение и благополучно доставивших Азис-пашу с пятью собаками султана, переодетыми грузинскими князьями, в Агджа-Калу. Я поручил моим советникам, Эмир-Гюне-хану и Ага-хану, наградить их за ловкость и просить тебя не наказывать за промокшую при переправе через Куркутский брод твою грамоту. Хотя отсутствие грамоты лишило великой радости видеть твою руку и узнать мысли царя Луарсаба, но твой подарок, в полной целости переданный Али-Баиндур-хану и переправленный ханом в Исфахан, доставил мне большое удовольствие. Если и в дальнейшем будешь так действовать против общего врага, моя любовь к тебе и дружба никогда не иссякнут…"

Персидская благодарность и любезность раскаленной иглой вонзилась в мысли Луарсаба. Он взметнул глаза: чья это дерзость? Но лица присутствующих выражали только недоумение.

Потрясенный Шадиман почему-то вспомнил, что хотел надеть утром другую куладжу.

Андукапар стал сомневаться в крепости своих ног.

Баака с полуоткрытым ртом старался разглядеть на потолке несуществующую паутину. Он мечтал сегодня же разнести начальника слуг за плохую уборку… Лишь бы теперь удержать глаза, тянувшиеся к Саакадзе…

Но Георгий почтительно и даже восхищенно разглядывал царя.

«Что, он серьезно поверил в мою причастность?» — думал Луарсаб, поймав взгляд Моурави.

Только Трифилий улыбался, разглаживая пышную бороду и одобрительно кивая царю.

«Я, кажется, завязну в персидско-грузинской тине, — думал Луарсаб. — Хорошо, что подходит время пригласить послов к еде. Бедный Шадиман, вероятно, отравился шафраном. Только Реваз с Мамукой счастливые. До его мозгов доедет только через месяц… Впрочем, персидская мазь и Андукапара не украсила… Надо будет Дато поручить пронюхать, какой повар приготовил это блюдо. Приходится сознаться, неплохо придумал, но зачем без предупреждения моим котлом пользоваться? У бедного Шадимана язык умер. А Ага-хан, как нарочно, медовыми словами его угощает».

Луарсаб, большой любитель острых положений, вдруг повеселел и, найдя приличный предлог, расхохотался, похвалил Эмир-Гюне-хана за остроумное описание неудовольствия Азис-паши приемом Исфахана.

Хотя никаких доказательств не было, Шадиман и Андукапар ни на минуту не сомневались, кому они обязаны провалом хитросплетенного плана.

Луарсаб заперся в своих покоях с настоятелем, так кстати прибывшим. Трифилий, выслушав внимательно царя, посоветовал не разглашать свое неведение в таком серьезном деле. Для Турции хороший удар. Почему не к царю, а, наверное, к светлейшему Баграту посылает тайных послов? Значит, против законного царя замышляет? И для Ирана неплохо. Пусть лишний раз убедятся в нашей дружбе. За Азис-пашой давно шах охотится, Ирану много беспокойств причинял. Целый город обещал за голову мустешара, и вдруг царь царей, Луарсаб, прислал голову вместе с ногами… Виновных искать тоже не следует, они не найдутся, а враги обрадуются: не царь поймал, бояться перестанут. Самолюбие? Разве в политике это ценный товар? Можно большой Совет собрать и для страха такое сказать, чтобы и те, кто знает, и те, кто в неведении, устрашились повторять подобные шутки без участия царя… Самолюбие успокоится и князья тоже…

Луарсаб горячо поблагодарил мудрого отца. Лучший исход для поддержания царского достоинства найден.

Трифилий поспешил в покои Русудан — успокоить прекрасную княгиню. Виновных искать не будут…

После очередного недельного пира, состязаний и народных игрищ Эмир-Гюне-хан и Ага-хан, нагруженные ответными подарками, покинули Картли.

Царь сразу снял маску любезности и приказал собраться всему замку в посольский зал.

Голос Луарсаба гремел гневом, царь никого не забыл обжечь острым взглядом. «Все равно, — думал он, — все они в чем-нибудь виноваты. А может быть, Шадиман и Георгий больше всех… Недаром Дато такой бледный, а светлейший Симон такой красный».

— Давно слежу за действиями дерзких. Кто думает — счастье ослепило царя Луарсаба, тот сам ослеп, ибо не замечает острых стрел моих глаз… Предупреждаю — расправляться с изменниками буду беспощадно, — презрительный взгляд на Симона, — не интересуюсь, к кому именно приезжали тайные послы Стамбула, — искры в сторону Андукапара, — не интересуюсь, даже если

они грелись в Метехи… — грозный взгляд на Шадимана. — Не хочу знать, кто в таких случаях открывает ворота… — насмешливый взгляд по направлению Баака. — Не хочу знать, ибо избегаю братского кровопролития, по такой причине и ханам не назвал глупцов, уронивших в реку мое послание к шаху Аббасу… — бешеный взгляд в пространство между помертвевшим Ревазом и Джавахишвили. — Но советую запомнить: в Картли для ослов могут найтись подковы не хуже персидских, а для особенно беспокойных высокорожденных — спокойные места… Что же касается змей и ядовитых жаб, то монастырские молитвы таких укрощают… Довольно пользоваться царской добротой, она будет распространяться только на преданных царю и Картли… — сверкание глаз по всему залу — и взор Луарсаба на мгновение встретился с восхищенным взором Георгия.

С большой тревогой вышли придворные из посольского зала. Шадиман злорадно поспешил передать царице намек Луарсаба о целебных свойствах монастыря. Сам же он решил избавить князей от самого опасного зверя. Саакадзе должен погибнуть. Все тайные способы испробованы, остается одно: меч в сердце плебея.

Обливаясь холодным потом, «барсы» спорили: знает царь или нет об их пограничной охоте.

Гиви вздохнул:

— Знает или нет, но разве справедливо называть нас ишаками за потерю послания, которого царь никогда не писал?!

Дружный взрыв хохота вернул «барсам» их обычное веселое настроение.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Глухо шел подземный гул, назревала беспощадная борьба.

«Победит, кто первый начнет, — думал Саакадзе. — Для трех князей не тайна, чьей услуге обязаны они провалом турецкого дела. Стремительность важнее всего».

Под предлогом болезни сына Саакадзе и Русудан покинули Метехи, а с ними и все «барсы».

В Носте шумно. Большой рождественский базар привлек по обыкновению толпы народа. Но не только базар радовал крестьян: азнауры устраивали состязания и джигитовку. Награда победителю — щит с распростертым барсом и копье с золоченым наконечником. Очевидно, соблазнительная награда привлекла в Носте больше сорока азнауров с джигитами. Во всех жилищах весело и тесно. В замке Саакадзе гостят азнауры.

Крестьяне, дружинники, купцы, щедро угощаемые ностевцами, веселятся на базарной площади. Черными черепахами расползаются бурки, задорно вздымаются папахи, горят серебряные рукоятки, важно вытянулись кинжалы, лихо перекинулись башлыки. Настойчиво гудит бубен, развязываются трясущиеся бурдюки, наперебой угощаются сазандары. Широкой струей пьется песня:

Дапи удар,Громы вершин,Поднял пожарНаш исполин!С бурей в глазахДерзких зажал, —Замер казах,Брошен кинжал.Громы вершин,Дапи удар, —Песню дружинВзвей, сазандар!Гром по горам —Ливню пролиться,Помнит СурамСаблю картлийца,Помнит долинБитвенный жар,Песню дружинВзвей, сазандар!Гневится хан.Хмурится Карс,Взял на арканТурок наш «барс».Брошен аршин,Кончен базар,Песню дружинВзвей, сазандар!Все на коней.Шашки точите.Местью огнейЗамки зажгите!Бой завершим —Грозен удар.Песню дружинВзвей, сазандар!

В замке Саакадзе за наглухо запертыми воротами совещаются азнауры.

Георгий откинул гусиное перо, отодвинул песочницу:

— Пора, друзья, договориться, пришло время действовать.

Гуния беспокойно оглянулся:

— Думаю, Георгий, осторожность необходима, князья добровольно не отдадут своих прав.

— Почему не отдадут? Даже поднос видел с княжескими правами для вас, — сердито буркнул Папуна.

— Я тоже видел такой… удобный, на гроб похож. — Дато вытянул ногу и придавил кошке хвост.