Пробуждение Гиганта
Шрифт:
— А тебе-то что за дело?
— Просто думал, что вы на самом деле очень близки, вот и хотел спросить. Ты не подумай, босс, я не собираюсь за ней приударять. Хотя девушка она интересная.
— Может быть, — Вебер ушёл от ответа.
— Да ладно! Она же вроде дворянка? Как её угораздило попасть в Стрелки?
— Мы пересеклись в Империи по работе. У нас были параллельные задания.
— И? — Майк стал выглядеть очень заинтересованным.
— А потом мы командой решили объединиться с ней. Потом нас нанял флот, а Эрике дали удостоверение беженца.
— А она и вправду беженец?
— И да, и нет. Она в прошлом
— Понятно, — протянул Зоровски. — Да, подробностей из тебя не вытянешь, но и без них история примечательная.
— Это точно, — не мог не согласиться Бернелли.
— Слушай, а если она была шпионом, то она знает этого…Горация?
— Знает, — кивнул босс наёмников. — И понимает, что соваться лишний раз к нему не стоит. Это хитрая, хищная крыса, которая имеет много выходов из своей норы. А загнанная в угол, может и загрызть нас.
— Тогда, как мы его будем брать?
— Мёртвым. Нам он нужен мёртвым, как и большинство его людей. Мы не просто так ведём тут свою маленькую войну. Мы дразним Горация, выманиваем из норы. И Эрика занимается этим. Все мы, даже Док, который, казалось бы, ничего не делает, создаём суету в столице. Рано или поздно эта тварь вылезет к нам. Не сразу. Сначала он пошлёт к нам своих людей. Всё, что я знаю о них, это то, что они профессионалы своего дела, бойцовские псы, и их много.
— Неприятно… — Майк скривился.
— Это — работа. Просто работа.
— Знаю, если честно, я думаю, что это даже интереснее, чем загон Пустынного Арахни и бойня с Львом Пирамид.
— А как это?
— Риск. Азарт. И море кровищи. Льва загоняло две сотни человек, в конце боя с ним нас осталось 50.
— Наверное, это круче, чем патрулировать саванну Западной Ризии в поисках бандитов или смерчей.
— Всё познаётся в сравнении. Док говорил, что ты — Настоящий Стрелок. Это правда?
— Да, я прошёл Академию Стрелков. Меня тренировали в Академии Понтаса.
— Да ты крутой парень, босс. Скажи, ты мог бы убить меня сейчас?
Вебер осмотрел товарища и комнату. Они сидели в своей каморке на кухне. Вебер перемешивал жидкий вермишелевый суп в кастрюле, а Майк сидел за столом. Надо было преподать урок этому парню. Вебер сделал хитрое движение рукой, что держала ложку, а через секунду ложка вонзилась в деревянный стол прямо перед Палашом. Она ушла в стол на пару фаланг.
— Понял, был не прав, — коротко ответил парень. Вебер отметил, что напарник не сдал нервами. Он не испугался, но и проверять на прочность нервы Вебера не стал. Он и в самом деле понял, что был не прав. Но не дал слабины. Это было хорошо. Именно это можно было назвать уровнем. Уровнем человека, что вошёл в четверть смельчаков, что победили гигантского льва среди пирамид и песков. Надо было считаться с этим.
— Что же, суп готов, — коротко проговорил бледный.
— Отлично, жратва!
— В столице не так уж и плохо с едой, лучше чем в Дрёмме, — согласился Веб.
— Я слышал, что летом в Сфорца был хороший урожай, так что закрома короля полны.
— Везёт им. Но на одном хлебе далеко не уедешь. Особенно на войне. Промышленные узлы Империи просто поражают. Да, люди там дышат гарью и шлаком, а хлеб по талонам, но они исправно куют, сваривают, штампуют стальные кулаки императора. Они верят в свои
— Фанатики…Впрочем, у нас таких тоже хватает, — хмыкнул Майк, беря тарелку с супом, в котором, помимо вермишели, плавали овощи и кусочки курицы. — Ты же слышал о Патриа Милитиа?
— Да, фанатичные последователи Добродетелей. Но на деле это просто мясо для войны. Они будут в первых рядах и там же полягут.
— Туда им и дорога, тупому фанатичному мясу, — зло процедил наёмник.
— Скажи, раз уж мы разговорились, почему ты не любишь церковников?
— Потому что они тупы, слепы и фанатичны, — откликнулся он. — В одном из крестовых походов против ереси погибли мои родители. Они ничего не сделали ни тем, ни другим. Мы просто жили себе в деревне. Пришли еретики, но жителей не трогали, просто разместились. А потом пришли эти фанатичные шлюхи — Сёстры. Они выжгли нашу деревню и убили всех взрослее 14 лет. Меня и других детей отправили в Педагогику…
Педагогика — сеть исправительных учреждений для малолетних преступников, детей еретиков и преступников, а также тех, кого к ним отнесли. Вебер знал, что жизнь там лишь немногим отличается от тюремного заключения. Нравы среди малолетних рецидивистов, хулиганов и насильников были жестокими. Даже более жестокими, потому что дети изначально жёстче взрослых.
— Я понял. Извини.
— Не за что, босс, я не стесняюсь своего прошлого. Но церковников с тех пор не переношу на дух.
— Понимаю…
— Нет добродетельных людей, есть Людские Добродетели! Ха-ха-ха, — Майк цинично и грубо расхохотался на всю кухню и принялся есть суп.
Вебер подумал, что Майк мог бы скатиться до обычного уголовника после выхода из Педагогики, но нашёл силы подняться, стать сильным человеком со своими принципами и твёрдостью. Да, отпечаток криминального прошлого на нём был виден, но это не мешало видеть в нём намного более осознанного и серьёзного человека, который живёт по совести, пусть и выполняет грязную работу.
Тут Белый подумал, как отличается понятие жизни по совести в Союзе и Старом Свете. Здесь они — бандиты с большой дороги, беспринципные работники ножа и топора. А вот в Союзе их работа не считалась противозаконной по меркам Синода. Они просто зарабатывают так, как могут. “Каждый труд должен быть оплачен, будь мал он или велик” и “Каждый собирает урожай своим серпом” — гласила Книга Добродетелей. Да, по законам мира корпораций и Бернелли, и его компания были много раз виновны в промышленном шпионаже, убийствах ценных сотрудников и хищениях, но так они и сами подставляли свои головы под пули. И если они ещё живы — это не их заслуга, а чья-то недоработка. Да, были исключительные случаи, как это вышло с Рокассио, когда человек превращался кровавого мясника, или Майк, который стал жертвой репрессивного аппарата Синода. Но это были исключения. В целом жизнь в Союзе текла медленно и скучно — люди трудились, верили в Отца и Добродетели, ходили на службы, верили в спокойную жизнь. Но были и рискованные дела, рискованные профессии. Но шанс оказаться там беззащитным был крайне мал. Корпорации не скупились не только на свои войны, но и на защиту своих ценных людей. И не столько акулы большого бизнеса страдали от их войн, сколько такие, как Вебер. Они выполняли чёрную работу во имя чьего-то процветания, получали свой грош, но каждый доллар был омыт чьей-то кровью.