Пробуждение любви
Шрифт:
Из вызова или нет, но она действительно хорошо провела время. Доехав до Палмы, она припарковалась на набережной и прогулялась вдоль причала, любуясь красивыми яхтами, потом купила длинный французский батон и с удовольствием съела его, устроившись на скамейке в парке. Затем она прошлась по городку, посидела в кафе на открытом воздухе, неторопливо выпила чашечку кофе и побродила вокруг собора.
Брин возвратилась на виллу вскоре после пяти часов и обнаружила, что Алехандро с Майклом уже дома. Ее беспокойство
— Не то, что вы ожидали? — с иронией спросил Алехандро, когда Майкл вприпрыжку побежал в кухню к Марии попросить бисквит и апельсиновый сок.
Не совсем то, мысленно согласилась Брин, не решаясь присоединиться к нему за столиком возле бассейна. После того, как он отверг ее общество на весь день, не было основания думать, что теперь он ему обрадуется.
Конечно, это было ребячеством с ее стороны. Нравится Алехандро ее общество или нет, она вправе здесь находиться еще три с половиной недели, и не стоит Брин нервничать всякий раз, когда Алехандро поблизости.
— Похоже, вы прекрасно провели время, — уклончиво ответила Брин, все же отодвигая стул, чтобы сесть и тоже дать отдых уставшим за день ногам.
В улыбке Алехандро промелькнула мягкая насмешка.
— Мне нравилось наблюдать, как радуется Мигель. — В его голосе прозвучала грусть, улыбка померкла. — Он очаровательный и развитой малыш.
— Да, — кивнула Брин, — он такой.
— И я понимаю, что таким его воспитали Джоанна и ваш брат, — продолжал Алехандро. — И, без сомнения, вся ваша семья.
— Не думаю, что это наша заслуга, — возразила Брин, но на ее щеках появился румянец оттого, что ей приятно было это услышать. — Джоанна очень старалась, чтобы Майкл рос счастливым и неизбалованным. Когда он вошел в нашу семью, Майкл уже был таким.
— Она была хорошей матерью.
Это было утверждение, а не вопрос. По-видимому, после тесного общения с сыном Алехандро понял это.
— Самой лучшей, — подтвердила Брин, не колеблясь. — Казалось, что ей вовсе не было трудно сочетать очень успешную карьеру адвоката и роль матери.
Когда Алехандро встретил Джоанну, ей было двадцать четыре года. Она получила юридическое образование и решила взять тайм-аут, чтобы попутешествовать по миру, прежде чем начать карьеру. Ему было приятно узнать, что ее карьера, от которой Джоанна ждала так много, оказалась успешной.
— У Джоанны был твердый характер. Она была очень позитивным человеком, знающим, чего хочет от жизни. Как жаль, что случилась эта трагедия, которая в одночасье оборвала все, что так хорошо началось. Я рад, что она преуспела
— Да, — произнесла Брин, испытывая чувство неловкости от этого разговора.
— Вы находите мой интерес к жизни Джоанны… странным? — Алехандро нельзя было отказать в проницательности.
Она пожала плечами.
— Да, немного.
Алехандро тоже пожал широкими плечами, вероятно чтобы расслабиться. Напряжение, которое сковывало их в начале разговора, если и не исчезло совсем, то немного ослабло.
— Она была матерью моего сына. И, конечно, мне интересно, была ли она счастлива.
— Они с Томом были очень счастливы вместе, — сказала Брин с некоторым вызовом.
— Я это понял, — ответил Алехандро, печально склонив голову. — Мигель весь день рассказывал о маме и папе.
Брин замерла.
— Он рассказывал о них?
— Да. Вас это удивляет?
Еще как! Кроме тех ночей, когда Майкл просыпался от кошмаров с криком «Мамочка! Папочка!», он никогда не говорил о Джоанне и Томе. Впрочем, он ни разу не заплакал в открытую. Брин не была психологом, но она чувствовала, что так он сохраняет иллюзию того, что в любой день они могут снова войти в двери их дома.
Маленьким детям очень трудно осознать необратимость смерти, и только время и большая любовь близких могут помочь справиться с потерей.
И это замечательно, что Майкл смог заговорить с Алехандро о Джоанне и Томе. Может быть, он уже начал осознавать свою привязанность к этому человеку?
— Я незнакомец для него, Брин, — прервал повисшее молчание Алехандро. — Возможно, Майклу легче говорить о них с теми, кого он мало знает. Он интуитивно понял, что разговор о его матери и Томе не огорчит меня так, как вас…
Может быть, в словах Алехандро есть смысл?
И еще… Он впервые назвал сына Майклом, а не Мигелем.
Брин улыбнулась, хотя улыбка и получилась грустной.
— Возможно, вы правы. Боюсь, мои родители слишком эмоционально перенесли наше общее горе — смерть Джоанны и особенно Тома. И я не могу похвастаться тем, что сама достаточно контролировала свои эмоции, — горько усмехнулась Брин.
— А разве вы должны были это делать? — нахмурился Алехандро. — Том же был вашим старшим братом, Джоанна — почти сестрой. И это… была… трагедия.
Брин пристально посмотрела на него и с горькой насмешкой произнесла:
— Но если бы не эта трагедия, вы могли бы никогда не узнать, что у вас есть сын…
— За кого вы меня принимаете, Брин? — прервал ее Алехандро, хмурясь. — Вы думаете, я рад смерти Джоанны, потому что узнал о сыне?
Брин сразу же пожалела о своих словах, нарушивших хрупкое перемирие.
— Конечно, я так не думаю, — нервничая, возразила Брин. — Просто я обратила ваше внимание на…