Пробуждение Рафаэля
Шрифт:
Шарлотта сознавала, что, проявив слабость, обидела человека, и очень английское желание загладить своё неумение соблюсти приличия сделало её несвойственно разговорчивой.
— В жизни не падала в обморок, — начала она. — Так глупо с моей стороны… Вы, наверно, подумали, что я ужасно наивная, если восприняла так… мелодраматически… то, что естественно… для здешней жизни. — Ей хотелось показать этому человеку, что она отнюдь не невежда в итальянской культуре (хотя какое ей дело до его мнения?). — Скажите, синьор Прокопио, люди, которые с вами… Ваши помощники,
Он кивнул.
— Что означает, как я понимаю, «Да здравствует нож»?
— Верно.
— Это что, старинный обычай? — спросила она осторожно.
— Мм…
— Клич местных мясников?
— Не совсем так… — Прокопио с излишним вниманием принялся переключать передачи, поправлять зеркало заднего вида; до этого он всё это проделывал автоматически. — Видите ли, синьора, если вам интересно… если желаете знать всю подноготную… — Теперь пришёл черёд хозяина кафе подыскивать слова.
— Извините… — начала она.
— Нет, это вы должны извинить несчастных остолопов, которые… — Он поднял руку и хлопнул по рулю, как хлопают по заду заупрямившегося осла. — Послушайте, надобно знать, что мы здесь, в Марке, знамениты не только Рафаэлем, Россини и герцогом Монтефельтро.
Она чувствовала, что он хотел сказать что-то совершенно другое, но он продолжал, всё больше воодушевляясь.
— Возьмите Норчию, город в Умбрии, откуда родом моя мать…
— О, ещё бы! — воскликнула она. — Известный своей салями, не так ли?
— Есть и другое, чем известна Норчия, кроме салями, — хотя это связано с их умением забивать свиней и кастрировать боровов, которым пришлые норчийцы заслужили дурную славу в здешних местах…
Она улыбнулась и кивнула, поощряя его продолжать.
— Понимаете, область Марке ещё знаменита своими… певцами-кастратами… У них были ангельские голоса! Концертные залы Европы в восьмисотые и девятисотые годы ломились от публики, жаждавшей услышать их!
— Не совсем понимаю, какая тут связь… — Она не договорила, внезапно представив себе отвратительную картину.
— Связь между кастрацией кабанов и кастрацией мужчин? — спросил он. — Буду откровенен, синьора: для тех крестьян в прошлые века, что были бедны, но честолюбивы, всегда оставалась возможность послать кого-то из своих многочисленных отпрысков к норчино, забойщику, норчийский нож которого всегда готов был превратить мальчишек Марке в ангелов. Вот так у публики на концертах возник обычай приветствовать выдающегося неповторимого кастрата криком: «Ewiva il coltello!» И теперь, синьора, когда свинья поёт, мои люди встречают её таким же криком. Вот что вы слышали.
— Понимаю. Да.
Она отвела глаза и уставилась в окно машины. Там была уже полная тьма. И в этой тьме, затопившей долину, по которой они ехали, скользило отражение её осунувшегося лица — сплошные углы, глаза, огромные от усталости, белокурые волосы, серые от пыли, слипшиеся с одной стороны от грязи, в которую она упала. Она машинально запустила в них пальцы, чтобы как-то расчесать. Частицы засохшей грязи (и крови?)
— По дороге на вашу ферму я прошла разрушенную колокольню, синьор Прокопио, — заговорила она тоном ленивой туристки.
Он продолжал смотреть на дорогу.
— Это, случаем, был не Сан-Рокко?
— Был когда-то. Здесь вы чаще услышите, как его называют La porta di Lucifero или иногда Vaeropoito di Lucifero.
— Ворота Люцифера? Его воздушные ворота? — Она забыла думать о волке. — Почему?
— Там произошло страшное. Во время войны. Бомба или мина разрушила большую часть деревни, оставила воронку, огромную, как от падения Люцифера, когда он был низвергнут с небес, — так говорят люди, которые верят в подобные вещи.
— Поэтому люди покинули Сан-Рокко?
— Не совсем покинули. Добрый дух иногда оставляет там приношения.
— Этот дух — вы?
— Не я! Немая, которая работает уборщицей в герцогском дворце.
— Немая?
Он неохотно добавил:
— В этой долине говорят, что она первая увидела волка много лет назад и с тех пор он следует за ней как тень.
— Не понимаю. Я…
— Никогда не слышали этой присказки? Всякий в этих местах скажет вам прямо: если человек увидит волка прежде, чем волк увидит его, он лишится речи от страха, его поразит немота. — Он метнул на неё взгляд из-под тяжёлых век. — Я лишь повторяю то, что говорят посторонним.
— Таким, как я, вы хотите сказать.
— Всем, — ухмыльнулся он, — даже тем, кто из Карпеньи, до которой отсюда пятнадцать километров, может, и меньше. Народ в этой долине знает, как заставить людей не молоть лишнего, он знает, что немота не порок. Назови дьявола по имени, и выпустишь демонов, которых больше всего боишься.
— Та немая женщина… она… она не принадлежит к одному из старинных родов Сан-Рокко?
— Те, о ком вы говорите, все вымерли, — быстро ответил он. — Никто не знает, почему она пришла сюда. Она малость pazza — малость сумасшедшая.
Следующий вопрос застрял у Шарлотты в горле, когда он, резко крутанув руль, свернул на ещё более узкую дорогу. Она вцепилась в ремённую петлю, свисавшую с потолка машины.
— Сейчас я покажу вам настоящее безумие.
В его голосе чувствовалась злость. Что она сказала такого, что оскорбило его на сей раз?
— Вы хотите срезать покороче к Урбино, синьор Прокопио?
— Можно сказать и так. Срезать, certo. [32]
Его язвительный ответ вызвал в её памяти торчащие в ряд ножи в бетонном дворе его фермы.
32
Точно (ит.).