Пробуждение
Шрифт:
Порой пронзительные крики птиц и скрипы сосен сменялись абсолютной тишиной. Я чувствовал, как лес прислушивался ко мне, присматривался: «Не сошел ли еще он с ума?». Затем мучение звуковой атакой под палящим солнцем начиналось заново. Наконец я закричал, так громко, что заболело горло. Мне стало легче, возможно, мой крик даже отогнал надоедливых насекомых, которых, кажется, стало меньше. Я облегченно заплакал.
Я вспоминал наш большой уютный дом, где по утрам пахло кофе и свежим теплыми булочками, на которых таяло холодное сливочное масло. Заразительный смех матери и длинные увлекательные истории отца об африканских странах. Сложное время между двумя войнами, но для меня оно стала периодом грандиозных открытий. Вместе со мной, сам себя удивляя, взрослел новый двадцатый век, по улицам впервые поехали автомобили, в кинотеатрах можно было увидеть, как выглядит Нью-Йорк, зазвучала
Компания отца обанкротилась, я до сих пор не понимаю, как он смог не потерять дом, не пасть духом. Множество людей решило снять с себя ответственность за жену и детей, просто выйдя в окно высотного здания. Как странно сегодня осуждать тех, кто посчитал самоубийство лучшим способом завершить жизнь. Правительство менялось одно за другим. Доллар стоил целую садовую тележку марок. Неожиданно странный психопат выстоял на политической сцене больше трех месяцев и договорился со всеми «жирными котами» этого мира. Горлопан и популист дал людям работу. Оказывается, выгодно размещать производства там, где людям почти не нужно платить, если пересчитать их зарплату в долларах. Все, что нужно человеку, – возможность накормить себя и своих близких. За эту возможность немцы готовы были простить ему даже самые сумасшедшие идеи. Никто не обратил внимание на его репутацию, отсутствие образования и опыта. Кризис действительно открывает возможности, но чаще для чертей, которые засиделись в аду. Они быстро подстраиваются под новую реальность и устанавливают новый порядок. Психопат нарядил одних людей в стильную форму, построил в стройные шеренги и отправил воевать, а других обеспечил пижамами психиатрических клиник. Последние в полной мере ощутили жар его ненависти.
Ботинки начали хлюпать и вязнуть. Найдя небольшой покой в своих мыслях, я поначалу не обратил на это никакого внимания. Теперь же начал ступать осторожно и с тревогой смотрел в сторону своего дальнейшего пути. Я вымазал лицо и руки глинистой грязью, которая помогла от укусов комаров и немного успокоила зуд на коже. Нужно было продолжать движение вперед. Деревья и трава вокруг меня начали меняться. Появились низкие кустарники с меленькими листочками и высокая трава. Сердце радостно забилось при виде черных ягод, россыпью украсивших холм впереди меня. Я бы съел и обычную траву, живот болел невыносимо остро, поэтому без сомнения начал набивать ими рот. Возможно дух леса решил немного сжалиться надо мной или просто заманивал дальше по гиблой дороге, но ягоды были очень вкусные, от поступившего в кровь сахара у меня закружилась голова.
При каждом шаге ботинки по щиколотку уходили в водянистую жижу. Пробираться приходилось уже через огромные скелеты высохших деревьев, которые во времена расцвета их величия правили лесом, как динозавры когда-то были хозяевами земли. Какими уверенными в себе, наверное, были эти ящерицы, – исполинские гиганты, покорившие сушу и воду. Налаженная жизнь, устоявшиеся пищевые цепочки, равномерная борьба за выживание с последующей победой сильнейших. Консерватизм предвещал только дальнейшее процветание, через накопление жировой массы, рост клыков и боевых бивней.
Кладбище гигантов не имело никаких обозримых границ, но сердце наполнилось решимостью, сил для сомнений уже не было, поворачивать назад поздно. В моменты, когда выбор ограничен или его вовсе нет, особенно легко двигаться вперед. Нет необходимости мучить мозг постоянным обмусоливанием вариантов, среди которых не будет идеального. В действительности есть только один серьезные выбор, с которым нужно примириться, этот выбор – жить или умереть. Все остальное поправимо и особой роли не играет. Но если было принято твердое решение умереть, то нужно точно знать, за что ты собираешься это сделать, чтобы в нужную минуту не было сомнений для решающего шага.
Живых деревьев становилось меньше, из-за отсутствия листвы можно было осмотреться на десяток метров вокруг себя. Слева я заметил пробирающуюся среди кустов белую фигуру. Затаился и задумался, какого зверя она может напоминать. Я наблюдал как фигура то удалялась, то приближалась. В какой-то момент она сблизилась со мной настолько сильно, что я смог разглядеть в ее очертании человека. Молодая женщина собирала ягоды. На ней был летний белый сарафан, светлые, почти белые волосы. Она легко передвигалась среди кустов, ненадолго замирала и двигалась дальше. Захотелось закричать и попросить помощи. Я обрадовался ей как своей спасительнице. Но неожиданно для себя я остановился от озарившей меня догадки. На этом участке
Нет, нужно было рисковать. Пусть попаду в плен, испытаю пытки и издевательства красных евреев, но в этом лесу мне точно не выжить. Я все еще нерешительно, но уже не скрывая своего присутствия, пробирался вперед, пытался найти кочки, выпирающие из общей трясины. Стратегия не подводила меня, пока одна из них не провалилась под моей ступней, и нога не нырнула по самое колено. Я уцепился за ветку и попытался вытащить ногу. С хлюпающим рыком нога выскочила из трясины, но без ботинка. Я выругался так громко, как только мог. Даже сам себе удивился, оказывается на ругань у меня еще оставались силы. В кустах, где должна была находиться девушка, забилась и тут же взлетела в небо огромная белая птица.
Немого отдышавшись, я продолжил продвигаться к кустам, где была женская фигура, но там никого не было. Я нашел только корзинку, наполненную черными ягодами, которые начал быстро засовывать себе в рот. Сок стекал по подбородку и шее, обжигая освободившиеся от грязи исцарапанные участки кожи.
Наконец силы совершенно покинули меня, и я упал, лежал и слушал, как на этом проклятом болоте с надрывом квакают лягушки. Постепенно в голове начали проясняться мысли, то ли от съеденных ягод, то ли тело обрадовалось, что удалось выбраться из трясины. Ко мне пришло осознание: «где-то рядом должны жить люди, а значит и болото скоро закончится». Не станет девушка заходить за ягодами в самую трясину болота, пройдет по краю, куда не суются трусливые подруги, соберет самый вкусный лесной урожай и бегом домой. Мне нужно было найти силы и продолжить свой путь. Я намотал на ногу свою майку и отправился дальше покорять болото.
Вода метр за метром отвоёвывала себе все больше и больше пространства у суши. В какой-то момент ее кусочков совсем уже не осталось и пришлось почти по пояс погрузиться в серую воду. Я думал, как спокойно принять тот факт, что я могу остаться здесь навсегда и перейти в Вальхаллу прямиком из этого болота. Мне нужно было подбодрить себя, и я подумал, а что сделал бы на моем месте рейхсканцлер.
– Вот посмотрите мой фюрер, – обращался я мысленно к нему, – там наверняка жижи будет только по колено. Затем дотошно рассказывал об удобствах и практичности палки, которой я проверял путь перед собой.
– Мой фюрер, обратите внимание, что уровень жижи снижается, и вам уже не стоит так опасаться, – убеждал я его в безопасности этой местности.
– Мы непременно выберемся. Вот у вас какие планы на отпуск? Осенью проведем парад победы и в Австрию. В Альпах отличная погода в октябре, но разве там бывает плохая погода? Не унывайте, все наладится, – он ничего мне не отвечал, но этому я тоже был рад. Его голос в голове точно следовало бы расценивать как окончательно сумасшествие.
– Каково вам было в окопах западного фронта? Я вот, видите, на восточном направлении воюю. Но у вас-то определенно тяжелее было. У нас тут все гладко идет, вошли как нож в масло. Мне впервые захотелось улыбнуться, отличная оказалась находка для поднятия настроения.