Пробуждение
Шрифт:
— Это еще зачем? — спросил Нат.
— В те времена, когда применялись технологии мозгового сканирования, далекие от совершенства, было практически невозможно записать активность мозга во время занятий сексом, так как при этом человеческая голова движется по непредсказуемой траектории. Тогда и был сконструирован этот станок, позволявший записывать мозговую активность в момент полового возбуждения и последующего соития.
— Сколько ему лет, этому… аппарату?
— Почти музейный экспонат, — сказала Персис, неловко усмехнувшись.
— И он все
Вместо ответа Персис потянула какой-то рычаг. Спинка кресла откинулась назад, и Персис, развернув прикрепленные к подголовнику медные скобы, надела их на лоб Нату и зафиксировала винтом. Потом она размяла в руках старомодные резиновые присоски-электроды, лизнула и прикрепила к его вискам. Резина была старой, потрескавшейся, но еще держалась.
— Ты и в самом деле надеешься получить какие-то новые данные? — спросил Нат.
— Кто знает, может, приборы и покажут что-нибудь любопытное.
— Ну а что теперь?
— А вот что… — Персис медленно расстегнула его костюм и вышла из комнаты. Вернувшись, она сказала шепотом:
— Аппаратура готова… и ты тоже, если верить приборам.
— Откуда ты знаешь?
— Нейроны в твоей медиальной зрительной области пропускают около пятидесяти импульсов в секунду, к тому же я не слепая.
Пристально глядя на него, Персис неловко стянула с себя рабочий комбинезон, потом села в кресло напротив.
— Если ты нажмешь кнопку на подлокотнике, мое кресло начнет двигаться к тебе, — сказала она. — Так мы сможем записать, как нарастает возбуждение в твоем гипоталамусе.
Нат послушно нажал кнопку, и кресло Персис, пронзительно заскрежетав, проехало по рельсам немного вперед. Он нажал кнопку еще раз. Кресло снова дернулось и поехало, потом остановилось. Теперь их колени почти соприкасались. Медленно, очень медленно Персис перебралась к нему на колени и распахнула лацканы пижамной куртки. Она гладила его грудь, прикасалась к ней губами. Ее поцелуи были сухими, щекочущими, легкими, как прикосновение крыла бабочки. Медленно, очень медленно она опускалась все ниже и ниже. Это было именно то, о чем Нат мечтал, но… что-то не сработало.
— Что случилось? — в конце концов спросила Персис.
— Мне очень жаль, но… Боюсь, я еще не готов.
Персис неловко отстранилась.
— Нет, это ты прости меня, — пробормотала она. — Я ошиблась. Должно быть, я неправильно…
— Нет, нет!.. — перебил Нат. — Ты все поняла правильно, просто все это немного… непривычно. Или слишком рано…
— Для меня это тоже непривычно, — сказала Персис, слезая с него. — Я еще никогда не выступала в роли роковой соблазнительницы. Не знаю, о чем я только думала!
Она выскользнула в соседнюю комнату и тотчас вернулась с рулоном бумаги, на котором были нацарапаны какие-то зубчатые кривые.
— Вот графики активности твоего мозга. Поначалу ты был достаточно возбужден, но потом что-то произошло… Извини, Нат, я вовсе не хотела поставить тебя в неловкое положение.
— Думаю, всему виной память о первом юношеском
В молчании они привели себя в порядок и вышли в полутемный коридор. Персис все еще была сконфужена. Чувствовалось, что ей не терпится как можно скорее отвести Ната назад в его комнату. Но ему возвращаться не хотелось, и он нарочно замедлил шаг.
— А чем здесь занимаются сейчас? — спросил он, снова оглядывая пустой коридор с дверями многочисленных лабораторий.
— Да практически ничем. Я же говорила, большинство лабораторий законсервировано, и…
— Большинство, но не все. — Почувствовав, как им овладевает любопытство, Нат толкнул наугад одну из дверей. Она оказалась не заперта.
— Послушай, здесь есть несколько лабораторий, которые Гарт использует для каких-то своих опытов, и мы не должны…
Но Нат уже распахнул дверь и скорее по привычке, чем сознательно, включил свет. И ахнул. В центре лаборатории, в трех прозрачных, наполненных жидкостью цистернах плавало около дюжины скрюченных человеческих тел, страшно деформированных многочисленными опухолями и карциномами, натягивавшими готовую лопнуть сероватую кожу.
— Боже мой, что это?! — воскликнул Нат, борясь с отвращением.
— Я думала, Гарт давно от них избавился, — негромко проговорила Персис.
— Так ты… знала?
— Теперь ты сам видишь, сколько трудностей нам пришлось преодолеть, прежде чем мы смогли вернуть к жизни тебя.
— Господи Боже мой!..
— Не кричи. Никто не должен знать, что мы здесь, внизу.
— Знаешь, Персис, там, в карантине агентства, санитары называли меня чудовищем. Так вот, ребята, чудовище не я, а вы!
— Я думала, Гарт давно уничтожил результаты ранних экспериментов… — принялась сбивчиво объяснять Персис, но Нат не слушал. Он медленно пятился, стремясь оказаться как можно дальше от этих изуродованных, мрачных существ, от искаженных страданием лиц.
— Они выглядят как… как монстры, — проговорил он с отчаянием, зная, что один-единственный сбой программы мог и его превратить в такого же урода.
Нью-Йорк, редакция «Метрополитена»
Фред смотрел из окна своего кабинета на башни небоскребов, отливавшие на фоне черно-голубого неба металлическим блеском, и улыбался. Его губы сами собой растягивались в улыбке, и он ничего не мог с этим поделать. Далеко под ним, на дне пропасти глубиной в полсотни этажей, сновали по крытым тротуарам прохожие, вспыхивали крошечные огоньки торговцев и велорикш. С высоты улица напоминала муравейник, и Фреду это очень, очень нравилось. Да и кому не понравилось бы? Несмотря ни на что, Нью-Йорк все еще оставался самым большим городом мира, его неофициальной столицей.